Он засмеялся. День рождения никогда не был для него радостным до прошлого года, когда в этот день он получил то, о чем не смел и мечтать. А в этом году все вышло еще лучше. У него теперь ребенок, у него красавица жена. У него есть все.
– А когда ты подаришь мне свой подарок? – спросил он и подмигнул жене.
Кэтрин зарделась.
– Но ты уже получил от меня прекрасный нож для обрезания сигар! – возразила она, хотя по блеску глаз было ясно, что она прекрасно поняла, о чем говорил муж. – Ах, ну ладно, ладно, – добавила она с театральным вздохом. – Ты получишь еще один подарок. Сегодня вечером. Когда мы останемся наедине.
Она прильнула к нему и поцеловала его, и он почувствовал желание, которое было столь же сильным, как и его любовь. Он до сих пор не уставал удивляться тому, с какой легкостью жена умела возбуждать в нем страсть и радость одновременно. Наконец Кэтрин отстранилась от него.
– Но не сию секунду, – строго сказала она, но Доминик заметил в ее глазах блеск желания. – Потому как все твое семейство в сборе и все ждут тебя.
– Хорошо, – сказал он, усмехаясь и предлагая жене руку.
Они направились в гостиную, где собрались все приглашенные. Доминик с улыбкой поглядывал по сторонам, любуясь своим жилищем. Кэтрин не пожалела сил на то, чтобы сделать Лэнсинг-Сквер идеальным домом.
Да, этот дом – само совершенство. Дом, с которым у него связано все. Его дом. Отныне и навсегда.
– Вот он! – Все гости приветствовали его радостными криками.
Джулия и Адриан тоже приехали, испросив предварительно благословения доктора Джулии, который заверил супругов, что недолгое путешествие в карете ничуть не повредит младенцу, который уже готовился вскоре появиться на свет. Джулия так и сияла, прижав ладони к своему округлому животу.
Но были в гостиной и другие родственники – те, с кем Доминик познакомился совсем недавно. Его братья Роберт, Джереми и Луи сидели в креслах. Его вторая сестра Шарлотта, сидевшая на диване, держала на коленях его сына со всею нежностью, на какую только может быть способна любящая тетка.
И как он раньше жил без всех этих людей? Ответ был прост. Он и не жил в полном смысле этого слова. До того как он повстречал Кэтрин, существование его представляло собой всего лишь бессмысленную цепь эпизодов, связанных воедино стремлением знать правду, но лишенных радости бытия.
С появлением жены все изменилось, а затем и новые родственники приняли его с радушием и любовью, на какие он не смел и надеяться. Таково было предсмертное желание их отца.
Доминик отогнал грустные мысли, которые всегда одолевали его, когда он вспоминал Чарлза Видала. Хотя они провели вместе совсем мало времени, он ценил знакомство со своим родным отцом как великий дар судьбы. И бережно хранил в памяти воспоминания о покойном.
– Ну, хватит, Шарлотта, – сказал он тоном строгого старшего брата. – Ты уже насиделась с моим сыном. Я не хочу, чтобы мой малыш искушал твое девичье сердце, пока ты и твой негодник не назвали точную дату венчания.
Его младшая сестра ахнула с напускным гневом и, продолжая держать ребенка на коленях, заметила кокетливо:
– Среди моих знакомых есть только один негодник – это ты, Доминик.
Он засмеялся и взял Джона из рук сестры. Младенец сразу же заулыбался и исполнил фокус, который только-только освоил, – радостно захлопал в ладоши.
– Он одобряет, – сказала Кэтрин, стоявшая рядом с мужем. Она протянула руку и ущипнула своего сына за щечку.
Доминик засмеялся и сел рядом с одним из своих братьев; он по-настоящему наслаждался обществом близких людей.
– Марджет, отнесите Джона наверх, пожалуйста. – Кэтрин вручила младенца няне.
Малыш чуть шевельнулся и на мгновение приоткрыл глаза, которые были совсем такие же, как у его отца.
– Хорошо, миссис Мэллори, – сказала няня.
Марджет со спящим ребенком на руках выскользнула из комнаты. Теперь Кэтрин могла отправиться на поиски мужа. Вот уже второй раз за день он потихоньку ускользнул от гостей, собравшихся в честь его дня рождения, и это очень тревожило Кэтрин.
Оказываясь в обществе своих братьев и сестер, Доминик всегда был невероятно счастлив. Но Кэтрин знала, какие болезненные детские воспоминания связаны у него с днем его рождения. И сейчас ни Коул, ни его мать не сочли нужным поздравить его; они держались все с той же холодной отчужденностью, что и все время после безобразной сцены, имевшей место при их последней встрече.
Кэтрин тихонько вышла в холл. Она слышала, как разговаривают гости все в той же гостиной, где они собирались днем, но сейчас гости собрались, чтобы выпить перед ужином. Ей стало тепло на сердце от их радостного смеха, потому что все это были люди, которых она любила и которых, что еще важнее, любил ее муж.
Она уже собралась выйти, чтобы поискать Доминика на террасе, но тут за ее спиной раздалось деликатное покашливание Мэтьюза.
– Что такое? – спросила она старика дворецкого с ласковой улыбкой.
– Прибыло письмо для мистера Мэллори. От леди Лариссы Мэллори.
Кэтрин вздрогнула от неожиданности, однако взяла письмо с серебряного подноса.
– Благодарю вас, Мэтьюз. Я пойду передам ему письмо.
Она вздохнула и посмотрела на письмо. Да, конверт надписан округлым почерком Лариссы. Но адрес был написан чуть неровно, как если бы пальцы у Лариссы дрожали, когда она писала имя своего младшего сына.
Кэтрин покачала головой и вновь принялась искать мужа. Она нашла его на террасе за бальным залом, что не слишком ее удивило. Если облокотиться на широкий каменный парапет террасы, то открывался чудесный вид, хотя сейчас было темно, и видом Доминик любоваться не мог. Запахнув на груди тонкую шаль, чтобы защититься от холодного весеннего ветерка, Кэтрин встала рядом с мужем.
– Ты уже во второй раз потихоньку улизнул от меня, – сказала она с веселой улыбкой.
– С чего бы мне вдруг захотелось от тебя улизнуть? – ответил он усмехаясь, но за шутливым тоном чувствовался жар страсти и желания.
Кэтрин посмотрела на него с некоторым беспокойством:
– Ты думаешь о чем-то, что-то тревожит тебя, но ты не хочешь со мной поделиться.
Доминик с изумлением взглянул на жену, потом расплылся в улыбке:
– Как же хорошо ты меня знаешь!
– Что верно, то верно. – Кэтрин усмехнулась. – Знаешь, у меня есть кое-что для тебя. Возможно, это улучшит тебе настроение, а может, и нет.
И она протянула ему письмо. Доминик колебался мгновение, и Кэтрин поняла, что он узнал почерк матери. Наконец он взял письмо и сломал печать. Письмо было короткое, всего одна страничка, но по выражению лица Доминика она не смогла понять, огорчило ли его оно или нет.
