— Вот именно, дорогая! — подтвердила миссис Хендред, закрывая пробкой флакон с нюхательной солью. — Поэтому я всегда говорила, что ты не должна давать людям ни малейшего повода считать, будто ты на нее похожа! Поэтому я не могу порицать твоего бедного папу, хотя твой дядя изо всех сил убеждал его, что он совершает величайшую ошибку. Но твой дядя никогда не обращал внимания на сплетни, а Франсис был не в состоянии вынести подобное унижение. Это неудивительно, так как Орелия вместо того, чтобы спрятаться от общества, выставляла себя напоказ всему городу, хотя ее, конечно, нигде не принимали. Прости, что я говорю такие вещи о твоей матери, но мне кажется, дитя мое, ты должна знать правду! Как только сэр Лэмберт женился на ней — чудо, что он вообще это сделал, так как все знали, что она была его любовницей и стоила ему целое состояние! — Орелия стала вести себя просто вызывающе! Ей словно доставляло удовольствие вгонять нас всех в краску и заставлять окружающих глазеть на нее! Каждый день она приезжала в парк в фаэтоне, сидя на козлах и правя четверкой лошадей кремовой масти в серебряно-голубой сбруе, которых сэр Лэмберт купил у Эстли, как будто она не его жена, а нечто совсем другое!
— Боже мой! — рассмеялась Венеция. — Какая лихость! Конечно, для папы это было ужасно. Бедняга меньше, чем кто-либо другой, был способен плясать под мелодию «Все рогоносцы дураки»!
— Ты права, дорогая, только, пожалуйста, не пользуйся подобными неподобающими выражениями. Теперь ты понимаешь, какой неловкой была ситуация? Особенно когда наступило время выводить тебя в свет — твой дядя требовал, чтобы я убедила Франсиса согласиться на это. Я предлагала представить тебя в обществе, но твой отец категорически отказался… С другой стороны, подумай, в какое положение я могла попасть — Стиплы тогда жили на Брук-стрит, а Орелия была способна на любую выходку! Вот и сегодня вечером ей хватило наглости помахать тебе рукой! Слава богу, что рядом не было никого из знакомых! Интересно, что привело их назад в Англию?
— Значит, они сейчас не живут в Англии, мэм?
— Не живут уже несколько лет, хотя, думаю, сэр Лэмберт приезжает сюда время от времени, так как у него большое имение в Стаффордшире. Очевидно, Орелия считала, что раз она принимала у себя принца-регента и его компанию, то и общество примет ее снова, но она просчиталась, поэтому лет шесть-семь назад сэр Лэмберт продал лондонский дом и они отправились в Лиссабон или еще куда-то. После заключения мира они жили в Париже. Угораздило же их вернуться в Лондон как раз в отсутствие твоего дяди! Не знаю, что мне делать!
— Ничего, мэм, — сказала Венеция. — Даже дядя не смог бы изгнать их из страны! — Она встала со стула и начала ходить по комнате, прижав ладони к вискам. — У меня в голове полнейший сумбур! Каким образом я ни разу не слышала, что моя мать жива? Ведь дома все должны об этом знать — мисс Поддермор, няня, жители деревни…
— Твой папа всем запретил упоминать об этом, дорогая. Кроме того, в Андершо знали далеко не все — твой дядя позаботился, чтобы дело не получило огласки, — а я уговорила мисс Поддермор никому не говорить об этом ни слова. Она чудесная женщина!
— Да, и няня тоже… Но служанки… Хотя они так боялись папу, что никогда бы не осмелились проболтаться… А позже, когда я выросла…
— Вы забываете, что до смерти сэра Франсиса поддерживали знакомство только с семьей Денни, моей матерью и мной, — объяснил Эдуард. — А к тому времени прошло уже много лет. Я не говорю, что о скандале забыли, но он стал слишком давним, чтобы о нем думали в Йоркшире. Едва ли у вас была возможность о нем услышать.
— Господи, почему же папа не рассказал мне?.. Какая глупость! А Конуэй об этом знает?
— Да, но Конуэй мужчина, дитя мое! Конечно, он должен был все узнать, отправляясь в Итон, но твой папа запретил ему даже упоминать об этом.
— Чушь! — фыркнула Венеция. Она посмотрела на Эдуарда: — Так вот почему я не нравлюсь миссис Ярдли!
Он протестующе поднял руку:
— Уверяю вас, дорогая Венеция, что вы ошибаетесь! Моя мать часто говорила мне, что вы ей очень нравитесь. То, что она какое-то время была недовольна нашей дружбой, вполне понятно, ибо у нее высокие принципы и все скандальное внушает ей отвращение, как должно внушать любому достойному человеку.
— Такому, как вы? — осведомилась Венеция.
— Не отрицаю, что не питаю любви к подобным вещам, — ответил он. — Я старался преодолеть растущую привязанность к вам, но у меня ничего не получилось. Однако вскоре я убедился, что в вашем характере и поведении нет ничего, что бы делало вас недостойной сменить мою дорогую мать в качестве хозяйки Незерфолда. Иногда вы бываете немного легкомысленной, на что я неоднократно намекал вам, но в вашей добродетели я не сомневаюсь.
— Эдуард, ваш панегирик превращает меня из женщины неизвестно во что! — сказала Венеция, опустившись на стул и прикрыв ладонью глаза.
— Вы расстроены, — мягко сказал он. — Это неудивительно. То, что вы узнали, не могло не причинить вам боль, но вы не должны падать духом.
— Сделаю все возможное, чтобы не впасть в отчаяние, — дрожащим голосом пообещала Венеция. — Пожалуй, вам лучше уйти, Эдуард! Не думаю, что смогу продолжать этот разговор без истерики.
— Вполне естественно, что вам хочется побыть одной и обдумать то, что вы услышали. Я оставляю вас в хороших руках, — добавил Эдуард, поклонившись миссис Хендред. — Хочу сказать лишь одно, прежде чем уйти. Возможно, что… э-э… леди Стипл захочет поговорить с вами. Разумеется, вы на это не согласитесь, но, если она пришлет вам письмо, не отвечайте на него, не повидавшись со мной! Я тщательно все обдумаю и не сомневаюсь, что завтра смогу посоветовать вам, в каких выражениях следует составить ответное послание. Умоляю, мэм, не звонить дворецкому, чтобы он меня провожал, — я знаю дорогу!
Эдуард пожал руку хозяйке дома, ободряюще похлопал Венецию по плечу и удалился.
— Если кто-нибудь и должен советовать тебе, как ответить Орелии, то, по-моему… — начала слегка шокированная миссис Хендред. — Впрочем, я уверена, что у него наилучшие намерения. Бедное дитя, ты так расстроена! Как бы мне хотелось…
— Со мной все в порядке! — прервала Венеция, опуская руку и являя изумленной тете смеющееся лицо. — Умоляю, дорогая мэм, не выглядите такой скандализованной! Неужели вы не понимаете, насколько абсурдно… Нет, вижу, что не понимаете! Но если бы Эдуард задержался хоть на минуту, я бы не выдержала и расхохоталась! Боль, отчаяние!!! Да я ни разу в жизни не была так обрадована!
— Венеция! — ахнула миссис Хендред. — У тебя истерика!
— Вовсе нет, дорогая мэм, хотя когда я думаю о той чепухе, которую говорили о моей репутации и моих перспективах на будущее, то удивляюсь, что не лежу на полу и не дрыгаю ногами! Несомненно, Деймрел знает правду! Думаю, он знаком с моей матерью — она представляется мне именно такой женщиной, с которой он должен быть знаком! Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, Деймрел однажды сказал что-то, доказывающее, что он знает ее. Но тогда он пребывал в насмешливом настроении, и я не обратила на это внимания! Но если Деймрел знал о моей матери, почему же он считал, что брак с ним погубит меня? Это форменный идиотизм!
