Дункан задумался. Его волновали и притягивали рассказы о Зане, которая считалась хозяйкой этих мест. А ведь она тоже была сиу! Мальчик прикидывал, как превратить уязвимое в нечто, имеющее вес, и в конце концов произнес:
— Может, и хорошо иметь отца, которого все боятся?
— Ты боишься меня?
— Я? Нет.
— Ты имеешь в виду то, что произошло в поезде? Да, я занимался этим, но больше не буду. Некогда я утратил веру в правильный порядок вещей, и это привело меня к досадной ошибке. Я готов понести любое наказание. Но все-таки главное, чтобы меня простил ты. Ну что, пойдем? Мама очень волнуется.
Мальчик кивнул. Кларенс не рискнул взять его за руку, но они пошли рядом.
Несмотря на свой проступок, Дункан стал героем дня. Эвиан плакала от облегчения. Надин уложила мальчика в постель и пыталась поить целебными отварами.
Дункан раз за разом рассказывал Эрику о своих приключениях. На следующий день он вскочил как ни в чем ни бывало и побежал играть. Но в его голове засели упорные мысли.
Дункан понимал, что всегда был для Иверса противоположностью Эрика. Он помнил, как постоянно натыкался на его осуждающий взгляд. Эрика Иверс любил, а Дункан ему мешал, вызывал раздражение и досаду.
Несмотря на то, что в отношениях с Эриком лидером всегда был Дункан, былой хозяин «Райской страны» всегда отодвигал его на второй план. К тому же, в отличие от Эрика, у него не было отца. Эрик всегда мог заявить свои права на Арни, и Дункан ничего не мог поделать с этим.
Когда Иверса не стало, с первым было покончено. Но осталось второе.
Мальчишки по очереди летали на качелях, пока им это не надоело. И тогда Дункан как бы между прочим признался:
— В нашем роду были индейцы сиу, такие же, как Зана.
У Эрика округлились глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказал мой отец.
— Отец?! А где он?
Дункан принял важный вид, будто не собирался выкладывать все сразу, однако тут же сказал:
— Вчера он спас меня. Сейчас он живет на ранчо «Синяя гора».
Выслушав рассказ приятеля, Эрик произнес совсем не то, чего ожидал Дункан:
— Этот человек плохой и опасный. Так говорила мама.
— Много ты понимаешь! Зато он умеет стрелять и ездить верхом куда лучше твоего отца. И еще у него есть индейское седло, которое он подарит мне!
Но приятель стоял на своем:
— Нельзя останавливать поезд, угрожать людям оружием и грабить их!
Дункану захотелось его ударить. Эрик всегда был таким, потому что Надин очень четко объясняла и ему, и Кортни, что хорошо, а что плохо. Эвиан никогда не занималась подобными вещами.
— А ты знаешь о том, что твой отец дружил с моим?
— Знаю, — смиренно произнес Эрик, — мама сказала. Но это было давно.
— Ладно, — Дункан засунул руки в карманы штанов и подбоченился. — Твой отец тоже совершал плохие поступки.
— Какие?
— Например, убил человека. И не кого-нибудь, а твоего дедушку.
Эрик сделал шаг назад, поскользнулся в траве и упал на спину. Когда он поднялся, в его голубых глазах блестели слезы, а губы дрожали.
— Нет!
— Да. Я сам это видел. Он застрелил его из винтовки. Только никто об этом не знает.
Повернувшись, Эрик бросился бежать, а Дункан остался возле качелей. Он уже пожалел о том, что сделал. Не потому, что боялся наказания, а оттого, что не ощущал себя победителем.
Он долго стоял бы так, если б не прибежала тетя Надин. Она всегда представлялась Дункану воплощением разума и спокойствия, неотъемлемой частью окружавшего мира.
Но сейчас от нее исходило ощущение такой силы, какой он никогда не замечал даже в матери. И она отвесила Дункану пощечину прежде доброй и ласковой рукой. Как ни странно, он не обиделся, потому что знал: она имела на это право.
— Что ты наговорил Эрику?! С чего ты взял, что Арни убил моего отца?
— Я ничего не помню, — пролепетал мальчик, — но мама сказала…
— Вот оно что! — повернувшись, Надин так быстро зашагала к дому, что юбки развевались и, казалось, даже щелкали на ветру.
Ворвавшись в комнату Эвиан, она высказала ей все и даже больше, чем хотела. Та стояла и слушала, думая о том, что слишком рано познакомилась с темной, отвратительной стороной жизни, чтобы прожить ее без дальнейшего разрушения и губительных теней.
— Да, во всем виновата я, — медленно и тяжко произнесла Эвиан, когда Надин умолкла. — Разумеется, это неправда. Прошу, не говори Арни. Он огорчится.
— Конечно, не скажу!
— Мы уходим отсюда, — сказала Эвиан. — А завтра поедем в Денвер.
— Убирайся! — в сердцах проговорила Надин, хотя, казалось, в этом не было особой нужды.
И Эвиан только кивнула в ответ.
Утром пошел дождь, оставлявший на стеклах полосы, напоминавшие давние шрамы. Он был унылым, как вдовьи слезы, и оставлял в душе ощущение обреченности.
Арни не верил в предчувствия. Или делал вид, что не верит. Он вышел из дома, не говоря, куда и зачем едет, и Надин ни о чем не спросила. Отвернувшись к стене, она притворилась спящей. Вчера она долго разговаривала с плачущим сыном и наотрез отказалась объяснять мужу, что случилось.
От обычно открытого простодушного Эрика тоже нельзя было добиться ни слова, однако Арни понял, что в его отсутствие дома разыгралась целая драма. Собрав кое-какие пожитки, Эвиан покинула «Райскую страну», причем вместе с Дунканом, и Надин не только не возражала против этого, а, казалось, была даже рада.
Облака висели низко над землей, и продолжал накрапывать дождь. Когда Эвиан вышла из дома, на ней были накидка и шляпа. В Гранд-Джанкшене и в ненастную, и в солнечную погоду Арни видел картинно прогуливающихся, как в театре, дам с зонтиками в руках, но на ранчо никто не пользовался такими вещами. Они принимали и солнце, и дождь как нечто естественное и благодатное.
Эвиан была одета скромно, а Кларенс — и вовсе бедно; они совсем не походили на жениха и невесту. Дункан держался настороженно. Он еще не отошел от вчерашних происшествий, но, по крайней мере, понял, что сейчас лучше позволить взрослым поступать так, как они считают нужным.
Мужчины были вооружены; Кларенс давно привык не расставаться с револьвером, а Арни чувствовал, что в этом может возникнуть необходимость. Он придумал причину, по которой они с Эвиан и Дунканом якобы поехали в Денвер, а Кларенс мог сойти за сопровождавшего их ковбоя. Хотя Арни надеялся, что все пройдет более-менее гладко, все же его не покидала тревога.
Они ехали молча и не спеша. Изредка Арни поглядывал на Кларенса. Он надеялся, что любовь вернет его друга на тот путь, с которого он волей судьбы сошел много лет назад. Что касается Эвиан, Арни впервые поверил, что она сможет прочувствовать то, что ей не довелось испытать в юности: романтические порывы, безудержные желания, девичьи грезы. Кроме того, кажется, она наконец познала, сколько наслаждения одно человеческое тело способно подарить другому.
