— Молодой человек, светлые волосы, франтоват, — подсказал Колин.
— Встречал, — ответил Уитмен, которому эти подробности, казалось, не были нужны. — Играет прескверно. Не имеет никакого понятия о стратегии и не способен сосредоточиться на игре. Все оглядывается, нет ли в зале знакомых, а про игру забывает.
— Он много проигрывает?
Уитмен посмотрел на Колина:
— Наверное. Никогда не видел, чтобы он выигрывал. — В черных глазах появилась искра интереса. — Ваш родственник? Собираетесь заплатить его долги?
— Нет, — ответил Колин. — Все, чем он располагает, — это содержание, которое назначил ему отец.
— А. — Интерес Уитмена угас. Такая мелочь его не интересовала. — Недаром он водится с акулами.
— Он занимал деньги у ростовщиков?
Уитмен бросил на Колина усталый и даже немного презрительный взгляд:
— А кто из нас не занимал?
Колин понял, что положение серьезнее, чем он думал. Вот болван! Кто же занимает у ростовщиков? Всем известно, что выплатить такой долг практически невозможно — у них обычно набегают проценты, чуть ли не равные занятой сумме.
— А у какого ростовщика, не знаете? — спросил он Уитмена.
Тот пожал плечами. Не знает и не интересуется.
— Извините, меня зовут, — сказал он, кивая на один из карточных столов. — Может, тоже попытаете счастья? — несколько оживившись, предложил он.
— Нет, спасибо. Я договорился пообедать с приятелем.
Уитмен тут же отошел и сел за карточный стол. Теперь его интересовали только карты, которые банкомет уже начал сдавать. Колин же стоял и, нахмурившись, обдумывал услышанное. Если он расскажет об этом Эмме, она разволнуется и захочет вмешаться. А уж ей-то он ни за что не позволит иметь дело с ростовщиками. Сообщить о долгах Робина его отцу? Это будет похоже на наушничество. Конечно, можно просто забыть об услышанном, но это не предотвратит неминуемой катастрофы.
Надо узнать, кому Робин задолжал. Тут нет ничего трудного. И анонимно оплатить долг Робина, избежав выяснения отношений, болезненных признаний или негодующих тирад. Да, так будет лучше всего.
«Вот пообедаю и займусь поисками ростовщика», — решил Колин и спокойно отправился разыскивать Джеймса.
Ростовщика Колин нашел без труда. Через два часа он был уже у него и передавал ему большую пачку банкнот.
— Спасибо, милорд, — сказал ростовщик, не спуская глаз с денег. — Очень рад был с вами познакомиться. Если у вас возникнет нужда, можете на меня рассчитывать.
— Надеюсь, что такого не произойдет, — спокойно ответил Колин.
Ростовщик засмеялся, словно услышал хорошую шутку:
— Да уж, с вами, наверное, не произойдет, милорд. Хотя никогда не знаешь…
— Верно. Я хотел бы получить расписку Беллингема.
— Да-да, пожалуйста. Вот она. Все в порядке. — Ростовщик вручил Колину документ, на котором накарябал «Оплачено» и расписался.
— Благодарю вас. — Колин сложил бумагу вчетверо и сунул в карман. — Надеюсь, вы понимаете, что никто не должен знать о том, что долг уплатил я.
— Обещаю вам держать язык за зубами, милорд.
— Вот именно. И если я узнаю…
Ростовщик жестом остановил его:
— Клиенты на меня полагаются. В нашем деле умение хранить тайну — главное.
Колин пошел к двери.
— Скажите мистеру Беллингему, что я готов его ссудить деньгами по первой просьбе.
— Из расчета двадцати процентов в месяц, — сухо сказал Колин.
— Это так, милорд, — ничуть не смутившись, ответил ростовщик. — Наши услуги стоят недешево.
Колин вышел, ничего не сказав.
Реддингс стоял в стороне, дожидаясь, пока барон расправит складки шейного платка к своему полному удовлетворению, потом подал ему темный вечерний камзол и разгладил его на плечах своего господина. Приятно быть в услужении у джентльмена, на котором все так хорошо сидит, с удовлетворением подумал Реддингс. На балу ему не будет равного: широкие плечи, длинные стройные ноги, великолепная осанка. Колин причесывался перед зеркалом. Камердинер украдкой глянул на его отражение. От того беспросветного уныния, которое так тревожило Реддингса по пути в Англию, не осталось и следа. Правда, за последнее время с лица барона почти не сходило выражение серьезной озабоченности. Но это не волновало Реддингса, лишь бы не он сам был ее причиной. Кому-то барон явно собирается задать перцу.
Странно устроен этот мир, думал Реддингс. В доме стало все иначе, чем было до его ухода с молодым хозяином на войну. И госпожа у них очень необычная. А уж ее слуга, этот турок, такой чудной, что и слов не подберешь. Но миледи — просто сокровище. Реддингс был убежден, что она спасла его господина от полного отчаяния.
— Реддингс, — сказал Колин, — очнись!
— Извините, милорд, — сказал камердинер, осознав, что не слышал слов хозяина.
— О чем это ты замечтался? — с улыбкой спросил Колин. — Судя по выражению твоего лица, о чем-то приятном.
— Задумался, милорд. Прошу прощения.
— Ты куда подевал мой плащ?
Реддингс принес из гардероба плащ и подал его Колину.
— Нет, надевать я его не буду, понесу в руках. Пойду посмотрю, готова ли миледи.
Реддингс аккуратно расправил плащ на руке своего господина, потом многозначительно кашлянул.
— В чем дело?
— Да ничего, милорд. Просто я заметил, что дамам всегда хочется… произвести впечатление. А сегодня…
— Не тяни. Ты про что?
— Сегодня от мадам Софи привезли новое платье, — доверительно сообщил Реддингс.
— Вот как? — Колин задумался. Его мучило невысказанное напряжение в его отношениях с Эммой, секреты, которые от него скрывались, он устал ждать, когда она, наконец, обратится к нему за помощью. — Ты думаешь, что она хочет поразить меня новым нарядом? — спросил он.
— Да, милорд, — невозмутимо отозвался камердинер.
— Ну что ж. Тогда я подожду ее в гостиной.
— Правильно, милорд, — одобрительно сказал Реддингс.
Ждать Колину пришлось недолго. Пробыв в гостиной всего несколько минут, он услышал в прихожей шаги. Когда его жена появилась в дверях, он задохнулся от восхищения. Ее юбка состояла из нескольких слоев шелка разных оттенков цвета морской волны и при ходьбе, казалось, струилась вниз к ее туфелькам тоже цвета морской волны. Корсаж плотно облегал высокую грудь, зачесанные наверх блестящие волосы каскадом падали на спину. В ушах и на шее сверкали фамильные изумруды.
— Потрясающе! — воскликнул Колин.
— Правда, красивое платье? — спросила Эмма и крутанулась перед ним так, что юбка всколыхнулась всеми своими разноцветными слоями. — Софи просто гениальная портниха.
— И, кажется, процветает.
