— Ну и ну, Уитмор… Приветствую тебя в аду, как любовно именуют это место заключенные.
— С адом ты несколько поторопился, — спокойно ответил Перил. — Ты хоть и глуп, но не до такой же степени.
— Глуп? Дорогой мой, это ведь не я сижу в недрах замка своего врага. Кстати, расскажи, как ты позволил захватить себя живым? Я думал, ты скорее предпочтешь упасть грудью на свой меч, чем выносить унижения… Не говоря уже о пытках, которые я приготовлю специально для тебя.
— Что бы ты со мной ни делал, Клэкстон, долго это не продлится. — Перил встал на колени, затем на ноги, хотя ему пришлось нагнуть голову в этой затхлой сырой дыре. — Мои люди сейчас готовят наступление. А если умрет Бромли, король вообще прихлопнет тебя как муху.
— Без своего бесстрашного полководца твои люди станут отличной мишенью для моих лучников. И это лучшая практика, чем столб с мишенью для моих… — Клэкстон вдруг умолк. — Когда ты умрешь, король получит весточку от своего преданного казначея, где будет сказано, что это произошло в схватке на нашей общей границе. Как видишь, лорд Бромли…
— Умирает в этой дыре… возле меня, пока ты злорадствуешь, — закончил Перил. — Он поехал со мной, чтобы поймать моего продажного управляющего и твоих прихвостней, которые хотели перевезти к тебе украденное у меня вино.
— Не говори вздор! Бромли здесь уже два дня, он мой гость.
Однако уверенность в голосе Перила заставила его выхватить у тюремщика фонарь и поднести к решетке. Действительно, на каменном полу рядом с Уитмором лежал человек. Седые волосы, дородная фигура… кровь на тунике и на полу…
— Не может быть, — в ужасе прошептал Клэкстон.
— Но это так, — отчеканил Перил. — Как только король узнает, что ты ранил его доверенного советника, а потом держал его в плену, пока он не умер, через две недели ты будешь покойником.
— На твоем месте я бы принял к сведению его слова, — донесся с холодной каменной постели слабый, но властный голос.
— Милорд! Я не знал… как я мог знать… — Клэкстон растерянно смотрел на распростертое тело, пытаясь понять, что ему теперь делать. — Будьте уверены, я не причиню вам никакого вреда… Я сейчас пошлю за лекарем, и он займется вашими ранами. Все это было ужасной ошибкой, милорд! — Он повернулся к Хедрику, и тот испуганно попятился. — Идиот! — От его удара Хедрик стукнулся головой о выступ стены. — Ты похитил самого лорда-казначея Англии и бросил его в мою темницу!
— Я не знал, кто он такой. — Хедрик пытался защититься от сыпавшихся на него ударов. — Ваши солдаты… это они схватили его, когда я приказал им взять Уитмора. Пожалуйста, милорд… после всего, что я для вас сделал…
— Ты погубил меня! — В слепой ярости Клэкстон выхватил у своего капитана меч и всадил его в грудь Хедрика.
Управляющий, захрипев, медленно сполз по стене. Пролитая кровь дала выход бешенству Клэкстона, прояснила ему мозги.
— Я переведу вас наверх, милорд… устрою со всеми удобствами, позабочусь о ваших ранах. — Он с беспокойством смотрел на неподвижную фигуру Бромли. — Вы не должны страдать из-за высокомерия и опрометчивости Уитмора.
В его предложении было невысказанное условие, которое Бромли хорошо понял.
— Я всю жизнь храню память о дружбе с твоим отцом, — сказал он, слегка приподняв голову и щурясь от света. — И меня глубоко печалит, что сын моего друга поставил себе целью отнять земли у соседа, используя для этого таких же предателей и трусов, как ты сам. Впрочем, ты и в детстве был бледным как червяк, плаксивым и вызывающим отвращение.
— Не говорите того, о чем потом очень пожалеете, милорд казначей, — с угрозой произнес Клэкстон.
— А теперь насчет твоих писем, касающихся Уитмора… Неужели ты и вправду надеялся, что я приму на веру твои злобные обвинения, лично не ознакомившись с положением? Мне неприятно тебя разочаровывать, мой мальчик, но судьи не настолько продажны и глупы, как ты думал. — Лорд-казначей откинул голову и закрыл глаза, давая понять, что разговор закончен. — Если мне суждено умереть, Ренфроу, я бы предпочел умереть здесь… Я не сомневаюсь, что в твоем подземелье отменные палачи.
— Вы просто старый дурак! Хорошо, вы умрете здесь, я об этом позабочусь. И ты, Уитмор, тоже… А когда ты умрешь, я сровняю с землей уродство, которое ты называешь замком… И прикажу своему гарнизону развлечь твою вдову, чтобы ей некогда было скорбеть по тебе.
Граф прыгнул к двери, и в глазах его была такая жажда крови и ненависть, что Клэкстон отпрянул, хотя между ними была решетка с толстыми прутьями.
— Убирайся к дьяволу, Клэкстон! — прорычал Перил.
— Только после тебя, Уитмор, — прозвучал злобный ответ.
Свет фонаря исчез, опять наступила кромешная тьма. Перил ощупью нашел Бромли и положил руку ему на голову.
— Простите, милорд. Это была не ваша битва.
— У меня есть много причин для сожалений, Уитмор. Но мой приезд сюда к ним не относится. Я должен был познакомиться с вами и лично удостовериться в действительном состоянии вашего поместья, а также разобраться в обстановке. — Бромли замолчал, потом с едва заметным напряжением в голосе спросил: — Что, плохи мои дела?
— Я по возможности остановил кровотечение. У вас две раны… одна на плече, другая на спине. Но вы очнулись и по крайней мере не лежите в луже крови.
— А вы? Тоже ранены?
— Получил удар по голове. И у меня дьявольски неприятное ощущение… все двоится. Я вижу две двери… два фонаря… и даже, черт возьми, двух Клэкстонов.
— Тоже одна из пыток, — мрачно усмехнулся Бромли и потерял сознание, оставив Перила наедине с тяжелыми мыслями и болью в голове.
Как он позволил захватить себя… так недооценить ситуацию? Но ему даже в голову не приходило, что на них могут напасть солдаты Клэкстона. Он был уверен, что им предстоит лишь схватка с ворами и элемент неожиданности даст им преимущество… До того ужасного момента… пока не появились всадники с мечами, он по-настоящему не сознавал, чем может обернуться для него эта война.
Раньше он сражался только на чужой земле, кругом были чужие стены и замки, чужие арендаторы и чужой домашний скот. Раньше всегда горели чужие дома и постройки. Чужая земля впитывала кровь. Но теперь это Уитмор. Его дом. Его земля. Его люди, которые боятся, страдают и погибают в споре за имущественные права, ради удовлетворения пустой зависти или суетного тщеславия. И споры эти, кажется, будут длиться вечно.
Впервые со всей глубиной чувств, которые так долго отрицал, он наконец осознал, что Уитмор — его дом. Его место на земле.
Не потому ли он так долго не мог понять, что ввязался в битву с хорошо вооруженными и опытными противниками? Не потому ли не видел грозящей ему опасности?
