Сомнительная догадка, но она не отбросила ее, как другие странные идеи. Но даже если она права в своих измышлениях, это нисколько не меняет ее обстоятельств: она сидит взаперти, связанная, с кляпом во рту и повязкой на глазах, — и не знает почему.
Как гадюка выползает из-за камня, так в голову ей пришла непрошеная мысль: может статься, она сейчас в большой опасности и на карту поставлена ее жизнь. Вдруг ее похитили просто для выкупа, что же будет, если что-то пойдет не так? А что, если похитители даже и не собираются обменивать ее на то, что так отчаянно желают заполучить? И снова на ум пришел тот же гадкий вопрос: вдруг ее бросили здесь умирать? Она холодно признала, что, возможно, этого испытания ей не пережить, и она никогда больше не увидит мужа и сына.
Изабел содрогнулась от одной этой мысли и едва не задохнулась от ужаса, но в очередной раз справилась с ним и заставила себя поверить, что все закончится хорошо. Она не позволит страху и безысходности одержать над собой верх. Она переживет это. Должна пережить! Ей есть ради чего продолжать жить. Она вспомнила о тех сероглазых и черноволосых мальчиках и девочках, о которых грезила перед похищением, об Эдмунде… но больше всего о Маркусе. Да. Ей есть ради чего жить.
Она прикинула, сколько часов уже находится в плену. Ей казалось, что с тех пор, как похитители притащили ее сюда и бросили одну, прошла целая вечность. Вечность не вечность, но сидит она тут уже довольно долго. Сколько именно времени прошло, она не знала, повязка на глазах не позволяла ничего увидеть, но она чувствовала, что стало прохладнее, и была уверена, что уже стемнело. Еще несколько часов назад кто-то наверняка понял, что с ней что-то случилось. Если похитители отпустили ее кобылку, а Изабел подозревала, что именно это они и сделали, рано или поздно она прибрела бы домой, и поднялась бы тревога. Слуги и Маркус уже ищут ее.
Теплое сияние разлилось по ее телу при мысли о муже, о том, с какой яростью он воспринял ее похищение, о его решимости найти ее. Да, Маркус будет ее искать и не сдастся просто так. Перед глазами у нее проплыло его любимое лицо, и она, как ни пыталась отогнать от себя мрачные мысли, все же подумала: а вдруг она больше никогда его не увидит? А сына? Если она умрет, он останется круглым сиротой, и у нее защемило сердце от боли за него. Эдмунд будет оплакивать ее кончину, но он выживет. У него есть любящий дедушка, и Маркус обязательно позаботится о нем.
А сам Маркус? Как ее смерть отразится на нем? Изабел знала: он будет очень страдать. Он не мог бы так заниматься с ней любовью, не испытывая к ней хоть сколько-нибудь глубокого чувства. Мягкая улыбка тронула ее губы. Не многие мужчины отреагировали бы так же, как он, на ее признание об Эдмунде. Если бы она не любила его прежде, в тот момент она непременно отдала бы ему свое сердце. Она никогда не ставила под сомнение то, что он привязан к ней, и ей хватало здравого смысла, чтобы понять, что их связывает нечто большее, чем общее прошлое и соседские отношения.
Вопрос о ее чувствах даже не стоял. Она любит его. Кажется, всегда любила. Из груди ее вырвался короткий всхлип. «А я ведь так ему и не сказала, — с болью подумала Изабел. — Так и не открыла ему сердце. Я все время была слишком занята: оберегала свои тайны, притворялась, что он ничего для меня не значит… А он значит для меня все!»
Она сидела на полу, и сердце ее разрывалось от горького раскаяния. Изабел проклинала себя за все упущенные возможности рассказать мужу, как сильно она его любит. Она поклялась себе, что если выживет, то никогда больше не будет так глупа.
В животе у нее совершенно неприлично заурчало, и этот звук красноречивее, чем что-либо другое, поведал ей, что час уже поздний. Сколько же еще ее будут здесь держать взаперти?
Едва эта мысль промелькнула в ее сознании, как Изабел услышала топот лошадиных копыт. Она напряженно прислушалась со смесью ужаса и облегчения. Одна лошадь или две? Одна. Джентльмен или тот, другой? Или кто-то еще? Уитли? Она задрожала. Господи, только не Уитли!
Новоприбывший подошел к хижине, и дверь отворилась.
— О, я вижу, вы времени даром не теряли, пытались сбежать! — сказал тот, кого она окрестила джентльменом.
Изабел вздохнула с облегчением. Она надеялась, что это будет именно он. У нее не было причин доверять ни одному из похитителей, но интуиция подсказывала, что джентльмен — меньшее из двух зол.
— И если вам неудобно, вам некого винить, кроме себя.
Изабел промычала сквозь кляп что-то гневное. Он засмеялся:
— Знаю-знаю, вы с радостью воткнули бы нож мне в печенку, но она мне очень дорога, и я уверен, вы меня поймете, если я не уважу ваше желание.
Она швырнула в него еще одно нечленораздельное оскорбление, но он только снова посмеялся и без всякого труда рывком поднял ее.
— Пойдемте, — сказал он более мягким тоном. — Ваше испытание почти закончилось.
С этими словами он перекинул ее через плечо и вынес из места заточения, затем осторожно пристроил ее поперек луки седла, сам сел позади и пустил лошадь живенькой рысью.
Изабел пошевелилась, пытаясь найти более удобное положение, и снова получила резкий шлепок пониже спины.
— Хотите свалиться — продолжайте в том же духе, — посоветовал похититель. — Пока что все идет совсем не так, как я планировал, и меньше всего мне нужно, чтобы вы свернули шею, упав с моей лошади. Ведите себя смирно, и я обещаю: все закончится хорошо. — Он засмеялся. — Ну, не для всех, конечно, но по большей части.
Хотя джентльмен демонстрировал уверенность, внутри его терзало беспокойство. Они с Коллардом работали вместе уже много лет, и то, что Коллард взял и убил Уитли, встревожило его. Когда пришло время ехать за миссис Шербрук, он с тяжелым сердцем оставлял Колларда одного. Теперь он ему не доверял и опасался, что тот станет нарушать приказы. Перед ним стоял выбор: отправить Колларда за миссис Шербрук или оставить его следить за Шербруком. Он скривился. Ни тот ни другой вариант ему не нравился, но в конце концов он решил, что не стоит препоручать жизнь миссис Шербрук заботам безжалостного Колларда. Если бы Коллард придерживался плана, все прошло бы хорошо, но он подозревал, что у Колларда в голове вертится сценарий, отличный от того, что они обсуждали. Он вздохнул. Кажется, в конечном счете Колларда придется убить.
Тревожась о том, что может сделать (или не сделать) Коллард, он пустил лошадь в галоп. Та помчалась вперед. Изабел ахнула.
— Да-да, знаю, вам неудобно, милочка. Приношу свои извинения, но это совершенно необходимо, так что потерпите, — проговорил он, низко наклонившись к лошадиной шее.
