— Генри…
— С Генри все в порядке, Джорджиана. Я же говорил тебе о посыльном, который прибыл сегодня рано утром. Война уже закончена, и Генри цел и невредим. Иди сюда, я покажу тебе его письмо снова.
— Я знаю… но… мисс Бингли.
— Ас ней что такое, дорогая?
— Они обручились! Вот, это я сейчас получила от миссис Хёрст. Она вытащила скомканное письмо из кармана. Дарси прочел строчки, на которые она указала. Он позвонил и попросил слугу послать за госпожой. Джорджиана столкнулась с Элизабет уже в холле и пробежала мимо, лишь отрицательно замотав головой в ответ на предложение невестки составить ей компанию. Элизабет направилась в кабинет мужа, чтобы услышать там неприятные новости.
— Не могу поверить, что у твоего кузена такой скверный вкус.
— Я, похоже, слишком доверял его разумным суждениям. Но она настолько фальшива.
— Возможно, он ей нравится.
— С этой женщиной я мирился как с сестрой моего друга, ну пусть невесткой, но видеть, как мой кузен женится на ней — это уж слишком!
— На мой взгляд, она великолепно подойдет под стиль Розингса. Я могу вообразить себе, как она восседает на любимом стуле леди Кэтрин и выговаривает за какую-то провинность Коллинзу.
— Мне жаль видеть, как Джорджиана реагирует на эту помолвку. Ты думаешь, ее чувства к нему сильнее обычной привязанности ребенка к опекуну? — спросил Дарси.
— Мне кажется, что она по меньшей мере представляет их себе таковыми. Посещение Дипдина даст ей повод отвлечься.
— Я искренне надеялся, что лорд Брэдфорд сможет добиться у нее успеха.
— Нам придется надеяться, что он человек терпеливый. Если его симпатия к ней окажется долговечной, кто знает, что может произойти, например, через год.
Дарси стоял, пристально глядя из окна на парк, и думал о бедняжке Джорджиане. Несмотря на привязанность к кузену Генри и искреннюю озабоченность будущим счастьем сестры, он никогда не думал о возможном браке Генри и Джорджианы. Почему мысль, что сестра, возможно, станет хозяйкой Розингса, не вызывала в нем никакой радости? Он не знал почему. Только чувствовал, что этот союз принес бы всем одно только разочарование.
Дорога повернула, и открылся вид на дом. Идеально расположенный на естественном невысоком холме, Дипдин поражал своей безупречной палладианской симметрией.
— Какое совершенство, Фицуильям! — воскликнула миссис Дарси.
— Этим он и знаменит, Элизабет. — Дарси был явно не склонен восторгаться. — Я не знал, что тебе нравится этот стиль.
— Совершенство — всегда совершенство, разве дело в стиле?
— Я не в силах понять безрассудство женщины, которая сносит дом с большой историей, прослуживший семье ее мужа несколько поколений.
— Все решительно утверждают, что маркиз совсем не протестовал. — Она рассмеялась и, немного помолчав, добавила: — Признаюсь, это очень похоже на леди Инглбур — с такой тщательностью переделывать дом по своему вкусу.
— Будь осторожна! Как бы она не переделала и тебя по своему вкусу.
— Дорогой, ты хотя бы постараешься хорошо провести время здесь?
— О чем ты?
— Какой же ты угрюмый медведь, когда что-то тебе не по вкусу. — Она лукаво улыбнулась, но он, нахмурившись, отвернулся и уткнулся в окно.
— Он медведь, но наш медведь. Единственный и любимый, не так ли, Джорджиана? Поэтому мы все ему и прощаем.
Дарси обнаружили, что гостей у маркизы собралось много меньше, чем они ожидали. Из литературных протеже маркизы в Дипдин были приглашены только романистка мисс Бирнли и драматург мистер Гловер. Все остальные гости принадлежали к числу родственников маркизы: ее кузен сэр Бомонт Хант и его жена, леди Хант, вездесущие Уиттэйкеры, чета Куртни и друг Джорджианы капитан Уэсткомб, теперь лорд Брэдфорд и наследник маркиза.
Конечно, и сам старый маркиз тоже был в доме. Он больше не выезжал в Лондон, жил тут безвыездно и неприкаянно бродил по Дипдину. Кое-кто жалел его, считая, что он похож на человека, который пытается отыскать дом своей юности.
Нет, маркиз вовсе не страдал от старческого слабоумия, как это могло бы показаться со стороны. Он даже в молодости всегда отличался рассеянностью и был всегда погружен в себя.
Днем Дарси отправились на прогулку по парку с Куртни. Мистер Куртни, имея мало общего с другими гостями, обрадовался, увидев Дарси, и они, увлекшись беседой, отстали, в то время как все три дамы ушли вперед, держа друг друга под руки. Они шли по аллее, обсаженной густым кустарником.
Джорджиана неожиданно вздрогнула и остановилась. Она оглянулась, удивляясь необычной для парка пустоте. Только трава росла на огромном пространстве вокруг них.
— Где был старый дом, миссис Куртни? — неожиданно спросила девушка.
— Мисс Дарси, как странно, что вы задали этот вопрос именно сейчас. Мы стоим примерно на том месте, где была западная башня.
Элизабет поразило, что всего тридцать лет назад на этом самом месте стоял замок эпохи Тюдоров, хранивший память о многих поколениях семьи. Теперь память превратилась в бархатистую траву и кустарник, высаженный безукоризненно четкими линиями.
— А где знаменитый розарий? — поинтересовалась Элизабет. — Я знаю, что он ловко замаскирован.
— Мы почти рядом, — ответила Эмилия. Они прошли между рядами плотно посаженных кустов, и Элизабет вздрогнула от неожиданности, когда они уперлись в высокую старинную ограду.
— Форма ограды настолько не соответствовала пейзажу, что ее следовало либо спрятать, либо разрушить, но все же выбрали первое, — пояснила Эмилия.
Они прошли вдоль высокой стены, увитой зеленью. В углу квадрата размещалась большая сводчатая арка. Оглянувшись назад, они увидели, что Дарси и Куртни остановились, очевидно поглощенные обсуждением какой-то серьезной проблемы. Оба были в чем-то темном.
— Какие серьезные и умные у нас мужья, — заметила Эмилия, и они рассмеялись.
В своих ослепительной белизны муслиновых платьях, с надетыми поверх ярко-голубыми и зелеными короткими жакетами, три молодые дамы юркнули в арку. Они попали в туннель, настоящий каскад ароматов и цветов.
— Как искусно здесь сочетаются природа и творение рук человеческих, — отметила Элизабет.
— Я бы скорее сказала это о Пемберли, — возразила Эмилия.
— В Пемберли творчество человека лишь ненавязчиво подчеркивает совершенство природы.
Подхватив Джорджиану под руку, Элизабет побежала. Смеясь, они резвились в зеленом туннеле, бегали вдоль стен, увитых розами. Неожиданно они наткнулись на фонтан, в центре которого стояла статуя Эрато Прекрасной с ее лирой. Элизабет хотелось и смеяться и плакать одновременно. За столько лет — наверное, не меньше сотни — чернота и мох покрыли мрамор, и фонтан, и статуя музы теперь казались не творением рук человека, а чем-то естественным, неотъемлемой частью этого места. Джорджиана тут же присела на бортик, сняла перчатку и погрузила руку в воду. Украдкой она подняла глаза на скульптуру. Она чувствовала необъяснимый испуг и волнение. Эмилия спрыгнула с бортика и начала перебираться по каменным лилиям к статуе.
