С неподвижным лицом священник смерил ее презрительным взглядом. Ее бьющая через край цветущая красота воспринималась им как оскорбление. Ее взъерошенные кудри образовали золотой нимб, как у мадонны, а глаза соперничали с небесами в цвете и яркости. Да, именно таких посылал дьявол во искушение мужчинам.
– Что вы здесь делаете? – спросила Сесиль. Ее голос стал резким от страха, внезапно охватившего ее. Какое отношение имеет этот злой человек к Иану? И не является ли его приход сюда дурным предзнаменованием?
Он стегнул презрительным взглядом по ее лицу.
– Вы пойдете со мной.
В ответ Сесиль подняла подбородок. Хотя ее трясло от его враждебности, она встретила его взгляд спокойно, решив, что не доставит ему удовольствия видеть ее страх перед ним.
– Куда я должна идти? – Она не ожидала от него правдивого ответа. Она задала этот вопрос, чтобы выиграть время и подумать, так как у нее не было ни малейшего желания куда-то с ним идти. – И почему?
– Это не ваше дело. – Священник почувствовал, что начинает злиться. Если эта грешница сопротивляется, ему придется применить силу. Ради святого дела Господа. – Вы сделаете так, как я говорю. – Он, несомненно, получал удовольствие, пытаясь подчинить ее своим желаниям.
– Об этом вам лучше поговорить с моим мужем, – бросила ему в лицо Сесиль, неожиданно впадая в ярость, – или лучше уйти, а то иначе вам придется держать перед ним ответ.
– Это он должен держать перед нами ответ. – У него чесались руки от желания ударить ее за открытое неповиновение. Вместо этого, опасаясь, что она убежит, он положил свою тяжелую руку на ее плечо.
Сесиль вздрогнула от враждебности, обжигающей ее через тонкую материю платья, когда его пальцы вцепились ей в плечо.
– Иан убьет вас. – Слова вырвались откуда-то изнутри, и с ними почти тотчас же пришло ощущение покоя. Иан действительно убьет его. Но сколько времени пройдет, прежде чем он вернется? И кто эти «мы», перед которыми он должен держать ответ?
Спокойствие, которое она обрела при мысли об Иане, придало ей силы. Она выпрямилась.
– Уберите руку.
Вопреки своему желанию отец Эйндреас послушал ее и убрал руку, но от ее повелительного тона лицо его помрачнело, глаза сузились, а губы вытянулись в тонкую, едва заметную полоску.
– Чьи приказы вы исполняете? – уже задавая этот вопрос, Сесиль знала ответ. Это были приказы Данмара.
– Кокотка! – загрохотал он. – Я служу только Богу.
– И это Бог попросил вас разлучить жену с мужем? – Она почувствовала движение за своей спиной и моментально насторожилась. Элспет поднималась вверх по лестнице, ведущей от входа. Сесиль нарочно не обернулась, чтобы посмотреть на нее, и продолжала следить внимательным взглядом за священником. – И голос Бога явился вам в виде служанки?
Во второй раз в своей жизни Сесиль почувствовала острую боль от удара по лицу. И почти одновременно невидимая ладонь нежно коснулась пылающей щеки и сняла эту боль.
Пораженный отец Эйндреас не мог оторвать взгляда от улыбки, блуждавшей на губах Сесиль. Было это наваждение? Так же неожиданно Сесиль перевела взгляд со священника на крепкую дубовую дверь. Озноб волнами прокатился у него по спине. Сесиль стояла не шелохнувшись и выжидая.
* * *
Чем ближе Иан подъезжал к дому, тем сильнее в нем росло беспокойство. Когда он пустил лошадь рысью, Тавис безоговорочно последовал его примеру, но Доннчад насторожился.
На лице Иана не было и следа радости победы над врагом, вознамерившимся силой вырвать у него его собственность.
– Что случилось?
Иан нахмурился и покачал головой.
– Я не знаю. Как-то не по себе.
Это было нечто большее, чем простое недомогание. Мысли о Сесиль неотступно преследовали его, заполняя все его естество. Что-то подсказывало ему, что он должен торопиться.
Лошадь Иана пошла галопом, Доннчад ехал рядом, бросая тревожные взгляды на Тависа. Иан был уверен, его состояние как-то связано с Сесиль, которой нельзя было отказать в магическом даре.
Они подъехали к дому, и Доннчад удивился, что Иан не въехал в небольшой дворик за домом, а спешился на улице прямо перед парадной дверью, небрежно бросив поводья на булыжную мостовую. Доннчад поспешил за ним, заметив при этом, что лицо Тависа неожиданно приняло задумчивое выражение.
Тавису было не до внезапных волнений Иана, так как у него были свои проблемы, требующие решения. Что делать с Элспет? Сейчас, когда стало совершенно ясно, что они абсолютно разные люди и смириться с этим невозможно? Во всяком случае, он не может. Помоги ему Господи, он хотел ребенка.
Беспокойство, глубоко проникшее в душу Иана, уступило место ярости, когда он широко распахнул дверь. При первом взгляде на Сесиль он не заметил в ней никакой перемены: она была все так же хороша и, казалось, ничто ей не угрожало, но, вглядевшись, он безошибочно обнаружил отпечаток мужской ладони на ее нежной щеке. С ревом он схватил глупца, осмелившегося сделать это, едва осознавая и полностью пренебрегая тем, что чинит расправу над слугой Господа. Дикая ярость, обуявшая его, заставила забыть обо всем, кроме того, что этот человек посмел напугать и обидеть его Сесиль.
Отцу Эйндреасу показалось, что он заглянул в геенну огненную, когда встретил темный взгляд Гилликриста. Сильные цепкие пальцы сомкнулись на горле священника, и он отчаянно забился в складках своей рясы.
Доннчад один заметил, как сверкнул металл в бледной руке священника, и понял, что это не распятие, хотя рукоятка пересекла лезвие наподобие креста. Он машинально выхватил кинжал из украшенных драгоценными камнями ножен и всадил его между ребер грешного слуги Господа.
Разум Сесиль не успевал за быстротой, с которой сменялись события. «Нет», – прошептала она, но было уже поздно. Священник обмяк в руках Иана, и на его одежде проступили пятна крови. Возможно, священник действительно был злоумышленником, но ей не хотелось, чтобы его смерть была на их совести. Из безжизненных пальцев священника выскользнул нож, который он принес с собой, и упал на блестящий пол рядом. Сесиль поняла, что он предназначался или ей, или Иану. Дрожащими губами она шептала слова благодарности, когда Тавис промчался мимо нее, привлеченный разворачивающейся мрачной сценой.
Над ними вверх по ступенькам лестницы шла Элспет. Ее взгляд выражал презрение и сожаление. Несмотря на осуждение, которое она прочла в лице Тависа, она сожалела не о своем поступке, а только о неудачном исходе дела. Стараясь уйти от его гнева, она повернулась, ее обутая в тапочку нога, не найдя опоры, соскользнула со ступеньки покрытой ковром лестницы. Откуда-то издалека донесся до нее его резкий крик. Но дитя в ее чреве помешало ей обрести равновесие.
