— Но я не знала, что произошло в ту ночь! — крикнула Вирджиния дрогнувшим голосом. — Поппи не знал. Почему ты не рассказал нам? Ты знал, что для нас это было очень важно!
— Вот почему, если ты вспомнишь, я велел тебе спросить об этом Шарпа, — резко возразил Пирс. — Откуда мне знать, что он не помнит? Я думал, что он держит это при себе по той же самой причине, что и я. Потому что я не хотел, чтобы вы с дядей Айзеком узнали про Роджера самое плохое.
Когда до Гейба дошло, что это значит, на него снизошло такое глубокое облегчение, что он задрожал всем телом.
— Значит, я не… Я не тот, кто…
— Нет, — подтвердил Девонмонт. — Роджер сказал мне, что это он предложил пари. Очевидно, он разозлился на что-то в споре с Лайонсом, а когда ты с Лайонсом согласился, он бросил тебе вызов на ту глупую гонку.
— Я помню это, — вздохнув, подошел к Гейбу Лайонс. — Он жаловался, что генерал не позволял ему выступить в качестве жокея на какой-то гонке. Он говорил, что дедушка в своем старческом возрасте стал слабым. А я сказал, что человек, который может смутить одним только взглядом, имеет мужества больше, чем у нас троих, вместе взятых. Он возразил против этого, особенно когда со мной согласился Шарп. Когда он начал ругаться со мной из-за этого, я решил, что с меня достаточно, и отправился домой.
— Потом он почувствовал в себе желание продемонстрировать свою смелость и бросил вызов Шарпу принять участие в гонке на самой опасной дорожке, — добавил Девонмонт.
— Дурачок, — пробормотал генерал.
— Он говорил, — Девонмонт бросил взгляд на Гейба, — что ты сначала отказался. И очень гордился этим, кажется, думал, что это дает ему какое-то превосходство. Я сказал ему, что он болван, что на той дорожке можно запросто разбиться и что у тебя по крайней мере хватило здравого смысла это признать. Я сказал, что он должен любым способом отказаться от этого пари, к черту эти светские понятия о чести.
— И тогда он пришел ко мне, — хрипло сказал генерал. — И я отверг твой совет, Пирс.
— Но ты же не знал, Поппи, — Вирджиния тревожно посмотрела на дедушку, — в чем дело, насчет чего ты давал ему совет. Это не твоя вина. — Она окинула всех пылким взглядом. — Здесь ничьей вины нет. Ни Гейба, ни Пирса, ни герцога. Роджер всегда принимал свои собственные решения. И это решение оказалось худшим из всех.
— Все это очень интересно, — подал голос Четуин, — но это не меняет того факта, что Гейб согласился участвовать в гонке со мной, а теперь пытается отказаться. — Он приблизился к Гейбу. — Это твой последний шанс, Шарп. Если ты не станешь участвовать в гонке, как мы договаривались, я сделаю так, что каждый в Лондоне будет знать, что ты — трус. Я очерню твое имя на весь Лондон за то, что ты отказался принять вызов.
— А ты бросил вызов? — вмешался генерал Уэверли. — По мне, так это больше смахивает на шантаж: если Шарп не согласится участвовать в гонке, ты отказываешься назвать ему имя человека, который что-то мог бы рассказать ему о той ночи. — В голосе генерала появились металлические нотки. — Никакого позора нет, если джентльмен отказывается поддаваться шантажу.
Генерал резвым шагом подошел к Четуин у.
— Я случайно знаком с твоим старшим офицером и с удовольствием представлю ему справедливый отчет о твоем поведении здесь. Он джентльмен и не одобрит твоего отношения к беде другого джентльмена. Ты хочешь рисковать своим будущим в армии ради одной последней гонки сквозь «игольное ушко»?
Четуин побледнел, но генерал не успокаивался.
— Поэтому будет лучше, если я больше ни одного слова не услышу об этом инциденте. Моя внучка собирается замуж за этого человека, и я не позволю, чтобы репутация моего зятя была опорочена таким болваном, как ты. Это тебе понятно, Четуин?
Гейбриел крепко, до боли в ладонях, сжал кулаки, чтобы не рассмеяться. У Четуина был такой вид, как будто он сейчас намочит штаны.
— Да, генерал, — сдавленно ответил он, подхватил своего друга и направился к своему экипажу.
— Похоже, у Четуина все-таки есть здравый смысл, — сказал Гейб, когда экипаж Четуина скрылся из виду.
— И явно больше, чем у тебя, — резко сказала бабушка. — Я даже поверить не могу, что ты собирался опять ехать по этой опасной дорожке с этим…
— Хетти! — прервал ее тираду генерал. — Все закончилось. Он все-таки вспомнил про здравый смысл, поэтому оставь человека в покое.
Эти слова изумили Гейба больше, чем сказанное генералом Четуину. Особенно когда бабушка, вместо того чтобы дать достойный отпор, мягко посмотрела на него и сказала:
— Надеюсь, он достаточно пережил.
Гейб перевел взгляд на Вирджинию и увидел, что она с изумлением смотрит на дедушку.
— Похоже, — наклонившись к ней, прошептал Гейбриел, — не один я влюбился в семейство Уэверли.
Гейб взял ее за руку и подошел к генералу.
— Спасибо, что вмешались, генерал. Меня мало волнует, как Четуин меня назовет, но я очень вам благодарен, что вы задавили это в зародыше.
— Только не заставь меня пожалеть об этом, — с суровым видом ответил генерал и перевел взгляд на Вирджинию. — Сделай ее счастливой. Или я исполню свое обещание и застрелю тебя. — Он предложил свою руку миссис Пламтри. — Давайте переместимся куда-нибудь в более уютное место.
— Отличная мысль! — воскликнул Девонмонт, помогая Селии сесть в свой двухколесный экипаж.
— Мы присоединимся через минуту. — Гейб отвел Вирджинию в сторонку. — Мне надо прояснить кое-что, любовь моя.
Вирджиния подняла на него глаза, и от ее теплого взгляда у Гейба забурлила кровь.
— Ты сказала, что я женюсь на тебе, и это — своего рода раскаяние для меня. Это не так. Никогда не думай так, даже на секунду.
Внезапная уязвимость, обозначившаяся на ее лице, сжала сердце Гейбриела.
— Но ты действительно сказал, что хочешь жениться на мне, чтобы загладить вину, спасти меня от безрадостного будущего.
— Я наговорил много глупостей, — признался Гейбриел, — и, возможно, все именно так и начиналось. — Он взял Вирджинию за руку. — Но эта причина для ухаживания за тобой исчезла, как только я впервые поцеловал тебя. Тогда я в первый раз понял, что ты — свет в моей мрачной жизни и единственная женщина, на которой я мог бы жениться. Ты — моя награда, — добавил Гейб, видя, как заблестели ее глаза. — Одному только Богу известно, за что, но я не собираюсь его спрашивать об этом. Я просто возьму приз и поблагодарю Бога за то, что он позволил мне его выиграть.
Илинг
Конец сентября 1825 года
— Слава герою-победителю!
