Дородная Марта с удивленно округлившимися глазами присела в реверансе и поспешила на кухню, а Натан повел гостей в гостиную.
Плезанс услышала, что к дверям гостиной приближается сразу несколько человек, и поспешно села. До этого она лежала на диванчике, приняв не слишком красивую позу: от жары и растущих объемов тела почти любое положение казалось ей неудобным. Она быстро поправила юбки и накрахмаленный белый фартук, чтобы скрыть живот, потом разложила на коленях рубашку, которую зашивала — в качестве дополнительной защиты. Когда она увидела, кто вошел в гостиную вместе с ее братом Натаном, она от души порадовалась, что предприняла эти меры предосторожности.
— Здравствуй, Тирлох.
Плезанс почувствовала мимолетную досаду от того, что он по-прежнему казался ей неотразимым красавцем.
— Добрый день, Плезанс. — Тирлох натянуто поклонился. — Хорошо выглядишь.
Тут подбежала Мойра с объятиями и поцелуями. По быстрому взгляду девочки, устремленному на ее живот, Плезанс поняла, что она обо всем догадалась. Когда распираемая любопытством Марта внесла в комнату еду и напитки, Плезанс глазами попросила Мойру молчать, та быстро кивнула в ответ и села рядом с ней на диван. Плезанс облегченно выдохнула.
Пока горничная разносила сидр и пирожные, Плезанс рассматривала Тирлоха. По его скованной позе было видно, как ему неуютно в выходном костюме. На фоне загорелой кожи кружева белой рубашки казались ослепительно белыми. Он сидел лицом к ней на краю стула, напряженно выпрямившись, и она поняла, что при всем своем богатстве Тирлох чувствует себя гораздо вольготнее в рабочей рубашке и штанах из оленьей кожи. И все-таки ради нее он пошел на такие жертвы — нарядился как денди. Эта мысль опасно льстила ее женскому самолюбию.
Тирлох попытался завязать легкий разговор. Плезанс решила, что вежливая, но пустая беседа не его конек. Она старалась сохранять спокойствие, ожидая, когда он объявит причину своего визита.
Наконец Марта сделала реверанс и вышла из комнаты. Как только за ней закрылась дверь, Тирлох вскочил со стула.
— Я приехал, чтобы увезти Плезанс обратно в Беркширы.
Натан тоже вскочил.
— А может, она хочет остаться здесь, со мной?
Напуганная столь быстрым поворотом событий, Плезанс нервно теребила в пальцах рубашку, которая лежала на ее коленях. Оба мужчины были не на шутку рассержены, и ей хотелось вмешаться — затушить огонь разгорающегося спора. Но она сдержалась: в спорах нередко рождается истина, вот и послушаем, с чем на самом деле пожаловал Тирлох. Ей на мгновение стало смешно: они стояли друг перед другом, как два драчливых петуха, меряясь откровенно враждебными взглядами. Что ж, скоро Тирлох признает в Натане достойного противника.
Тирлох покосился на Плезанс, потом посмотрел ее брату прямо в лицо. Его охватило нетерпение. Он провел без Плезанс много недель, и теперь, стоило ему ее увидеть, как внутри у него все закипело. Сорвать бы с нее этот дурацкий чопорный домашний чепец, намотать на руку густые каштановые пряди и утащить ее с собой! Все заранее заготовленные убедительные доводы, отрепетированные нежные слова и комплименты были забыты.
— Она должна у меня отработать, — сказал он, сверля Натана глазами.
Мойра что-то пробормотала себе под нос — что-то очень похожее на смачное ругательство, но Плезанс не стала отчитывать девочку за дурные манеры: все ее внимание было обращено на Тирлоха. Он сказал совсем не те слова, которые она надеялась услышать. Обида и боль мешали дышать, но она изо всех сил старалась казаться спокойной.
— Она вам ничего не должна, — рявкнул Натан. — Я оплатил ее штраф.
— Заключен договор. Она обязана его соблюдать.
— Соблюдать договор, основанный на лжи? Нет, мистер О'Дун. Моя сестра пахала на вас несколько месяцев. Я заплатил деньги, выкупив ее из этой кабалы. Больше она ничего вам не должна.
— Если тебе нужна рабыня, советую отправиться в бостонскую гавань, — сказала Плезанс. Тирлох заметно напрягся, потом медленно обернулся к ней. — На первом же прибывшем корабле ты найдешь сколько угодно заблудших душ и сможешь купить себе целую толпу наемников.
— Значит, ты знаешь.
Тирлох почувствовал, как начинает блекнуть последняя надежда на ее возвращение.
— Это я ей сказал, — произнес Натан с легким вызовом в голосе.
Тирлох вновь сердито взглянул на Натана:
— Какое вы имели право совать свой нос в мои дела?
— Моя сестра жила в вашем доме. С тех пор как вы увезли Плезанс, все подробности вашей биографии стали касаться и меня тоже. Я вернул вам деньги, которые вы заплатили, чтобы получить ее в услужение. Возьмите их и найдите себе другую работницу. Моя сестра больше не будет мыть вам полы.
— Нельзя прервать срок действия договора, просто швырнув на стол деньги и забрав человека. Закон требует, чтобы я дал на это согласие, а я его не давал.
— Убирайся, Тирлох, — почти простонала Плезанс. Она больше не могла это слушать, не теряя достоинства. — Пожалуйста, уходи. Не могу тебя видеть.
Тирлох дернулся, как от выстрела, и посмотрел на нее долгим взглядом, но не дождался больше ни слова. Тогда он нахлобучил свою треуголку и вышел из комнаты. Плезанс вздохнула и устало опустилась на диван, наконец взглянув на Мойру. Девочка чмокнула ее в щеку.
— Держись, Плезанс! — сказала она, подмигнув, и поспешила за братом.
Плезанс с тихим стоном легла на диван.
— Что с тобой, Плезанс? — встревожился Натан, подходя к сестре. — Тебе нездоровится?
— У меня гудит голова и крутит живот. Да, Натан, кажется, мне действительно нездоровится.
— Положить тебе на лоб холодное полотенце, смоченное в лавандовой воде?
— Буду тебе очень признательна.
Натан принес полотенце, дал ей выпить немного вина, и лишь через несколько минут Плезанс наконец почувствовала себя лучше — наковальня в голове стала работать вполсилы. Отчасти она даже радовалась этому внезапному недомоганию: Тирлох изорвал в клочья ее сердце, но физическая боль мешала думать о трагедии души.
Единственной ясной мыслью было: «Если моя непонятная болезнь заразна, пусть Тирлох О'Дун получит двойную дозу».
Тихо вздохнув, Тирлох отодвинул в сторону свою тарелку и хлебнул эля. Его сестра смотрела на него не отрываясь. Они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как вернулись из коттеджа Плезанс в гостиницу Кобба. Тирлох подозревал, что очень скоро это молчание будет нарушено, и с трудом сдерживал желание вскочить из-за стола и удрать в свой номер. Нельзя поддаваться собственной слабости. В конце концов, это просто глупо: он взрослый человек, а боится разговора с девчонкой, которая годится ему в дочери! Если бы только у Мойры не было такого сильного дара предвидения и такого острого язычка!
