— Так случилось, что мне больше нравится персиковый пирог, — возражала она, сверкая глазами. — Если мне суждено превратиться в слониху, то я хочу насладиться этим процессом.
— Но яблоко тебе гораздо полезнее.
— Хочу пирог, Трэвис!
Особенно ему досталось, когда она обнаружила склонность к черному лакричнику. Она ныла, и жаловалась, и канючила до самой ночи, лишая его сна. Утром он не мог дождаться, когда откроется лавка, и возвращался домой, нагруженный длинными черными плетями черного лакричника. Теперь он выкупал весь запас в лавке.
— Надеюсь, это тебя обрадует, — шипел он. Сэм чувствовала себя на седьмом небе.
— Но почему именно лакричник? — осмелился он однажды спросить, наморщив нос.
— Почему ты спрашиваешь об этом меня? Пойди и поинтересуйся об этом у своего приятеля, доктора, — огрызнулась она в ответ. — Может, это связано с тем, что я бросила курить по твоему настоянию, откуда я знаю. Зато от него у меня нет изжоги, которую дает мне все остальное.
— Знаете, — вмешалась Элси, желая разрядить напряжение, — говорят, что если у матери изжога, то ребенок родится с волосиками на голове.
— Док говорит, что это все бабская ерунда, — объявил им Трэвис тоном превосходства, который он приобрел с недавних пор и который раздражал всех чрезвычайно.
— Ну и пусть, сейчас мне все равно, даже если он родится с шестью пальцами на каждой ноге и лысый, как яйцо, — ответила Сэм. — Мне уже надоело глотать соду после каждой еды.
Он осуждающе посмотрел на нее:
Бог знает, не повредит ли столько лакричника ребенку. Ты хоть об этом подумала?
— Ах, Трэвис, дорогой, я думаю очень даже о многом в последнее время, — протянула она с кислым видом. — В основном я мечтаю о том, как было бы прекрасно, если бы ты уехал куда-нибудь на Аляску или в Китай, например, и перестал бы терзать меня каждую минуту! А еще я мечтаю о том, как было бы замечательно поддать тебе по одному месту! К удивлению обеих женщин, он рассмеялся:
— Душечка, если ты держишь это на уме, то лучше тебе исполнить свое желание как можно скорее или отказаться от него навсегда. Если ты еще прибавишь в весе, ты не сможешь задрать ногу на такую высоту. — Я в этом сильно сомневаюсь, — сказала она, — но если все-таки случится по-твоему, мне придется довольствоваться несколькими хорошими пинками по ногам.
Трэвис только тогда отстал от нее, когда она сказала, что из-за него она ужасно нервничает.
— Я стала жутко раздражительной, Трэвис. Честное слово, не дергай меня зря. Если ты не прекратишь приставать ко мне все время по мелочам, у меня будет крапивница. И тогда пеняй на себя, если ребенок родится весь в красных пятнах.
Эти слова, а также очередная беседа с доктором Пэрди убедили Трэвиса, что надо оставить Сэм в покое.
— Спокойная мать — счастливая мать, Трэвис, — советовал доктор. — А счастливая мать сделает счастливым и отца ребенка. Держите подальше от Сэм сигареты и спиртное, а так пусть она ест что хочет. Я уверен, если она будет питаться как обычно, все будет хорошо.
— Но, доктор, а как же черный лакричник? — не отставал Трэвис. — Разве это нормально? Пэрди рассмеялся и покачал головой:
— Но разве Сэм вообще в нормальном состоянии последнее время? Однако не огорчайтесь. Насколько я знаю, в лакричнике нет ничего такого, что могло бы повредить вашему ребенку. Успокойтесь, Трэвис, иначе мне придется вас лечить от крапивницы.
Несколько дней спустя они сидели вечером за ужином, Трэвис как раз положил в рот изрядный кусок цыпленка, как вдруг Сэм, сидевшая напротив него, схватилась за живот и издала странный звук. Испуганный Трэвис привстал из-за стола. На его лице отразилась тревога.
Машинально он проглотил весь кусок цыпленка, даже не прожевав его. Естественно, сразу же подавился и начал откашливаться. В следующие мгновения он уже задыхался, горло сжимали судороги. Он потянулся за чашкой с кофе, рука вздрагивала с каждым покашливанием, и все это закончилось тем, что он вылил весь кофе на скатерть.
Забыв обо всем, Сэм бросилась ему на помощь. Лицо Трэвиса приобрело багровый оттенок, слезы струились из глаз. Одной рукой он сжимал горло, другой хватался за грудь, и она испугалась, что в любой момент он может упасть к ее ногам бездыханный! Не зная, чем еще можно помочь ему, Сэм начала колотить его изо всей силы по спине. Через несколько минут он уже жестом давал сигнал, чтобы она прекратила, и лихорадочно кивал головой. Он уже нормально дышал, и цвет его лица почти восстановился.
Сэм схватила свой стакан молока, сунула ему, с волнением наблюдая, как он, захлебываясь, осушил его залпом. Усаживая его снова за стол и садясь на свой стул, Сэм тяжело вздохнула:
— Ну, Трэвис! Ты напугал меня до смерти!
— Это я тебя напугал? — вскричал он, сверкая на нее глазами и вытирая салфеткой вспотевшее лицо. — Это ты застонала и схватилась за живот! — Но тут же позабыл свой гнев и снова забеспокоился: — Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе не больно?
— Да! Нет! — запинаясь, сказала она. — Черт побери, со мной все в порядке! Просто что-то дернулось внутри. А ты чуть не задохнулся до смерти. Как ты, нормально?
Угрожающее выражение вновь появилось на его лице, брови сдвинулись, верхняя губа подобралась под усы.
— Да, мой час еще не пришел! — с досадой сказал он. — А что это у тебя дернулось?
— Ничего, во всяком случае, повода для расстройства нет никакого, — уверила она. — Трэвис! Вот опять! — Она схватила его за руку и положила ее себе на живот. — Вот! Опять, чувствуешь?
Они ждали вместе, и точно, это снова случилось, легкое движение, словно дыхание ветерка, пробежавшего по листве дерева. Расширенные черные глаза Сэм встретились с глазами Трэвиса и остановились на них.
— Что это? — прошептала она. Но его блестящие глаза уже светились радостью и восхищением.
— Это наш ребенок, Сэм, — прошептал он благоговейно, не в силах справиться с нахлынувшими на него чувствами. — Это наш малыш шевелится внутри тебя.
Кончалась осень. Незаметно подошел День благодарения. К празднику должны были выпустить из тюрьмы Хэнка, и Сэм целыми днями готовилась к этому событию. Это доставляло ей много радости, ведь она понимала, что впервые у Хэнка будет своя комната. Даже совсем маленьким ему приходилось спать в одной комнате со старшими братьями. В первый раз за многие годы у него будет постоянный дом, и Сэм хотела, чтобы ему было в нем как можно приятнее. Ей хотелось, чтобы ему было удобно, чтобы он был счастлив, чтобы чувствовал, что он нужен, что он часть их маленькой семьи.
Срок ее беременности перевалил за половину, и с каждым днем живот все больше увеличивался в размерах, по крайней мере ей так казалось. Каждый фунт, на который она прибавляла в весе, словно прямиком направлялся в живот, и чем тяжелее она становилась, тем труднее ей было двигаться.
