— Прошу прощения, сэр, с вами все в порядке?
— Что? — Он изумился, когда, переведя взгляд с крыши вниз, увидел служанку, которая ждала у открытой парадной двери с обеспокоенным выражением на юном лице. — Да. Да, все хорошо, Энн.
«Не считая того, что все очень плохо», — мрачно подумал он и поднялся по ступенькам, чтобы войти вслед за Энн внутрь. Он рассеянно протянул ей свои перчатки и шляпу, рассеянно отказался от закуски, которую принес лакей, и потом рассеянно принял приветствия прислуги, которая собралась в фойе, чтобы поздороваться с возвратившимся домой хозяином. У него было огромное количество прислуги, понял он спустя некоторое время. Возможно, чтобы управляться со всеми этими каминами.
Когда последний слуга наконец ушел, Хантер остался стоять в гигантском фойе своего громадного, покрытого оспинами дома, и размышлял, что ему с собой делать.
Впервые за всю свою взрослую жизнь у него не было никакого плана. И это было, по его мнению, нелепо. У него было состояние, которое следовало приумножать, предприятия, которыми нужно было управлять, и Кейт, которую он хотел снова завоевать при помощи шарма, полезных подарков и… Проклятье, он все-таки был пьян в стельку, раз думал, что эта стратегия сработает. Это была та же стратегия, которую он использовал в Поллтон-Хаусе. И что из этого вышло? Ничего, кроме того, что ему отказали, кроме ужасной головной боли и ноющей боли в груди.
Он потер грудь. Боль не оставляла его с тех пор, как он протрезвел, он ее ощущал, когда ехал в Лондон и когда говорил с Уильямом. Но теперь его ничто не отвлекало, и она начала превращаться в крепкий, очень болезненный узел.
Возможно, чтобы облегчить ее, нужно просто отвлечь себя чем-то… но чем? Преумножением своего состояния? Своими инвестициями и заманчивыми предприятиями? Разве это могло сработать, если не вызывало у него ни капельки энтузиазма?
В этот момент ничто не могло вызвать у него энтузиазма. Ничто и никто, кроме Кейт, у которой, несомненно, мысли о нем не вызывали никакого энтузиазма.
Он не винил ее. Спустя какое-то время и благодаря огромному количеству кофе его мысли немного прояснились, и вместе с тем он погрузился в океан раскаяния.
Ты мне очень нравишься.
Как яблочный пирог.
О чем он, черт возьми, думал? Он должен был помнить, что пошутил предыдущим вечером по поводу яблочных пирогов. Он должен был помнить множество вещей. Он должен был помнить, что романы, которые она читала, были и про любовь, а не только о приключениях. Он должен был помнить, что все ее подруги и родственницы вышли замуж по любви. Он должен был помнить, как загорелись ее глаза, когда она наблюдала за тем, как Эви танцевала со своим мужем на балу леди Терстон.
Но он был слишком сконцентрирован на том, чтобы получить ее. Он добивался ее руки, а с ней и всего, что Кейт представляла в глазах общества, так же, как он добивался своего состояния, — со слепой решимостью.
Ни разу, ни единого раза с тех пор, как она уехала из Поллтон-Хаус, он не подумал о том, что для него значит этот брак. Для него уже многое было неважно. Она могла быть дочерью рыбака, швеи, посудомойки, и он бы не хотел ее меньше. Он бы не скучал по ней меньше. Он бы не раскаивался меньше в том, что разбил ее сердце. И, разбив, потерял его.
Боль усиливалась.
Проклятье, больно! Ему было так же больно, когда он потерял своих родителей и кузена. Так же больно, как когда тетя бросила его. И так же, как когда ушла Лиззи.
Так же, как было каждый раз, когда он терял того, кого любил.
Он закрыл глаза со стоном:
— О, черт побери.
Он любил ее. Несмотря на то, что поклялся, что никогда никого не полюбит, несмотря на то, что принял все возможные меры, чтобы гарантировать это, он был сильно, безнадежно и бесповоротно влюблен.
И сейчас он платил за это так же, как и в прошлом.
Нет, не так. Это было совсем не похоже на то, что происходило раньше. Кейт не умерла, слава богу. Она не ушла в другую жизнь. Она не бросила и не забыла его, не отказалась от него. Она бы так не поступила. Это было бы против ее природы. Разве не это привлекало его в ней в первую очередь — ее абсолютная преданность тем, кого она любила?
Она просто… немного отстранилась, что было понятно. И ей хватило мужества предложить ему последовать за ней, понял он, вспоминая ее приглашение посетить Хэлдон.
Тогда он не умолял. Он отвернулся.
Но теперь, подумал Хантер со всевозрастающей надеждой и нетерпением, он не был беспомощным маленьким мальчиком, который не знал, как все исправить.
— Снова прошу прощения, сэр, но…
— Нет. — Не поворачивая головы, он погрозил пальцем в направлении голоса Энн. — Больше не нужно просить.
— Э… Да, сэр. Вы просто стоите здесь…
— Не обращайте внимания. Мне нужны мои шляпа и перчатки. Где… — Он посмотрел вокруг, не осознавая, что ухмылка сделала его похожим на простого деревенского парня. — Как, черт возьми, вы находите что-нибудь в этом уродстве? — Он повернулся и снова погрозил пальцем Энн. — Мы купим дом поменьше.
— Я… Да, сэр. — Она медленно отошла. — Очень хорошо, сэр. Я сейчас принесу ваши вещи.
— Мои вещи, да, — рассеянно сказал он и крикнул ей вслед, когда она повернулась и убежала: — И пусть кто-нибудь запряжет моего коня!
Он собирался все исправить.
Симфония была закончена.
Кейт откинулась на спинку стула и смотрела на кипы бумаги на письменном столе.
Наконец она закончила ее, наконец она поняла, почему не могла закончить ее раньше. Гнева, скорби и сердечной боли — вот чего не хватало в недостающем отрывке ее симфонии. Она не могла услышать их раньше, потому что не чувствовала этого. Что ж, теперь она испытывала все эти чувства, и не только во время поездки в Хэлдон. Ей казалось, что она тонет в этих чувствах.
Отчаявшись сделать хоть что-нибудь, на самом деле, что угодно, с этими чувствами, кроме как утонуть в них, она ушла в свою комнату сразу же, как только вернулась в Хэлдон, взяла свои письменные принадлежности и начала сочинять. Она работала до тех пор, пока в глазах не начало жечь, а пальцы не стало сводить, пока розоватый рассвет не просочился в окно, вскоре превратившись в золотой свет раннего утра. Тогда она поела, поспала несколько часов и принялась сочинять снова.
Сколько сейчас времени, гадала она. Семь часов вечера? Неужели она только вчера уехала из Поллтон-Хауса? Казалось странным, что она встала только несколько часов назад.
— У вас есть минутка, леди Кейт?
Она подняла глаза и увидела Лиззи, которая стояла на пороге двери, соединяющей их комнаты. Она выглядела обеспокоенной, это Кейт сразу отметила. Она кусала губы, а под глазами у нее были круги. Волнение и чувство вины, а плюс к тому головная боль. Что-то случилось, пока Кейт никого не впускала к себе, чтобы зализать раны?
