— Пойдем спасать Оливера от папы и дяди Ллойда. Думаю, он тебе понравится, когда ты узнаешь его поближе.
Это было еще слабо сказано, поняла Элиза в течение ближайшего часа. До сих пор Перри во всем подражал Майклу, теперь же, рядом с Оливером, с ним начала происходить поразительная трансформация. После того как они втроем совершили экскурсию в конюшню, дали Оливеру урок игры в теннис и, захватив удочки, отправились к реке, речь Перри запестрела морскими словечками и он начал ходить вразвалочку, словно заправский моряк.
Родители ужаснутся, думала Элиза. Но ей самой почему-то было приятно видеть это. Перри не был снобом, как не была и она сама — хоть Киприан и обвинял ее в обратном. Конечно, теперь это не имело никакого значения. Ни малейшего.
Сидя на скамейке, она смотрела, как юноши вместе удят рыбу в ледяной речке, словно старые приятели. Перри учил Оливера забрасывать удочку; Оливер одолжил Перри свой устрашающего вида нож, чтобы выпотрошить трех рыбин, которых они поймали. Словно бы повторялась история Обри и Оливера. Может быть, идиллическая жизнь английских джентри была чересчур спокойной и пресной для человека молодого. Может быть, маленькая встряска шла только на пользу душе. И телу, добавила Элиза, думая о своей вновь обретенной силе и здоровье Обри. Она должна быть благодарна Киприану за то, что вырвал их с Обри из нудной, размеренной жизни. Они так много выиграли от этого!
Но она никогда не сможет быть благодарна ему за то, что он дал ей уйти. И простить его не сможет.
…Обед проходил бы в довольно мрачной атмосфере, если бы Перри не забрасывал Оливера вопросами о жизни моряков. Отношение Леклера к Оливеру, вначале сдержанное, тоже заметно потеплело. К чести своей, Оливер моментально усвоил манеры, подобающие человеку, обедающему в доме вроде Даймонд-Холла. Стараниями Перри и Леклера он был весьма прилично одет в темно-серый костюм с бледно-голубым узорчатым жилетом и белоснежной рубашкой. Волосы его были вымыты и причесаны, и любой, кто не видел его в матросской робе, мог бы назвать его джентльменом до кончиков ногтей. Элиза заметила, как он стрелял глазами в остальных, на лету схватывая премудрости этикета: куда положить салфетку и какой столовый прибор использовать. Хрустальный бокал с вином он держал непринужденно и пил весьма скупыми глотками. За исключением единственного момента, когда он исподтишка подмигнул ей, Оливер выглядел не менее достойно, чем сам Майкл Джонстон.
— Откуда вы, мистер Спенсер? — неторопливо вела с ним светскую беседу мать Элизы. Первоначальная сдержанность начала таять, и вскоре Констанция Фороугуд полностью поддалась его обаянию.
— Я родился и до пяти лет рос в Линтоне. Это в северном Девоне, возле Бристольского канала. Мой отец был бондарем, а мать — прачкой, — добавил он, нимало не смущаясь, что подобное происхождение может уронить его в глазах семьи Фороугуд. Его это не беспокоило, и, по-видимому, всех остальных — тоже. Он был для них прежде всего человеком, который спас Элизу. Великодушие ее семьи отогрело маленькую частичку заледеневшего сердца Элизы.
— Оливер сказал, что ушел в море, когда ему было одиннадцать лет, — вставил Перри.
— Одиннадцать? — нахмурилась Констанция Фороугуд. — Это же так мало.
— Мои родители умерли, — объяснил Оливер, бросив взгляд на Элизу. — Киприан знал моего отца и взял меня к себе. Сделал меня своим юнгой.
Как Обри.
Эти невысказанные слова повисли в воздухе, и наступила долгая неловкая пауза. Каждый из сидящих за столом быстро взглядывал на Элизу и тут же отводил глаза, как будто все ожидали, что при одном имени Киприана она упадет в обморок или разразится слезами. Элиза посмотрела на мать, увидела печаль на ее лице и повернула голову к другому концу стола, где сидел отец. Губы его от гнева сжались в тонкую полоску.
— Если Обри будет жить хотя бы вполовину так же хорошо, как живет Оливер, это будет просто прекрасно, — заявила Элиза как можно суше.
— Но этот человек, Дэйр, был другом отца мистера Спенсера, — угрюмо отозвался Джеральд Фороугуд. — К нашей семье он не так расположен.
Он, конечно, имел в виду своего свояка, Ллойда Хэбертона. Но Элиза боялась, что и ее тоже. В ней вспыхнула злость.
— Киприан не причинит Обри вреда. В сущности, он уже очень помог ему.
— Помог? — Ее отец со стуком поставил свой бокал на стол. Струйка вина стекла из уголка его рта. — Этот…
— Джеральд! — Резкий окрик жены заставил его замолчать. — Это неподходящая тема для застольной беседы, — укоризненно сказала Констанция.
— Но она стала вести себя чересчур вызывающе, — произнес Джеральд. — С тех пор как… — На этот раз он остановился сам, но Элиза прекрасно поняла, что он хотел сказать. Она опасалась, что поняли это и все остальные. Лицо ее загорелось от смущения.
К ее удивлению, Оливер сказал, откашлявшись:
— У Киприана была тяжелая жизнь, но он никогда не обижал слабых.
Джеральд поднялся, трясясь от ярости:
— Он обидел Элизу. Неважно, что она говорит, он обидел ее!
— Это неправда, — вмешалась Элиза. Все взоры обратились к ней. Ее мать знала правду, и Оливер тоже, и ее младший братец — любитель подслушивать. Отец не хотел ей верить, но она должна была попытаться убедить его. Она не могла позволить ему так неверно судить о Киприане. — Киприан не обижал меня, — медленно, отчетливо произнесла она.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь! — закричал отец: — Ты просто невинное дитя, которое…
— Я женщина, папа. Так же как Перри уже не мальчик, а мужчина, так и я уже не девочка. Я сильная, здоровая женщина, и в значительной степени именно Киприана Дэйра следует поблагодарить за это.
— Поблагодарить! Что ж, когда мы его поймаем, я его как следует отблагодарю! — Джеральд швырнул салфетку, словно это была перчатка, а покрытый льняной скатертью стол — лицо Киприана.
— Прошу прощения, сэр, — мягко вставил Оливер, — но я думаю, вы должны знать, что Элиза любит Киприана. — Не обращая внимания на хриплый вздох Констанции и вскрик Элизы, он добавил: — А он любит ее, — и криво улыбнулся Элизе.
Это оказалось последней каплей. Элиза вскочила из-за стола с криком, в котором негодование смешалось с отчаянием:
— Как вы можете так лгать, Оливер Спенсер?! Если бы я хоть на мгновение могла подумать, что это правда…
Договорить она не смогла и, резко развернувшись, бросилась вон из столовой, чувствуя смятение, стыд и такое огромное горе, что ей казалось, будто она сейчас умрет. Если бы слова Оливера были правдой! Если бы… Но все время, пока она мчалась вниз в холл, набрасывала на плечи шаль и, рывком распахнув парадную дверь, сбегала по ступенькам крыльца, в голове ее билась мысль, что Оливер ошибался.
