– Ох, какая жалость!
– Отнюдь. Все согласились, что такой опыт стоил многих лет лабораторных экспериментов, и горели желанием вновь приступить к работе. Что касается гонки, мы планируем через несколько лет вновь провести соревнования. На этот раз победитель обязательно будет.
– А моя дорогая Лиза – мне так хочется ее снова увидеть, обнять!
– Она настоящая красавица – как и ее мать. И очень быстро растет. Твой отец телеграфировал, что девочка была вне себя от радости, когда узнала о твоем скором возвращении. На время нашего отсутствия она осталась с твоим отцом.
– А бабушка? Разве она не поехала в Англию вместе с дедушкой? Не могу поверить – они никогда не разлучались.
– Миссис Макдугал была не в состоянии поехать – она едва встает. Может, так оно и лучше. Когда сэр Крейг уезжал в Англию, они, я думаю, понимали, что больше не встретятся – по крайней мере в этой жизни. Поэтому они могли как следует проститься – не то, что бывает, когда кто-то внезапно умирает, скажем, от сердечного приступа. – Дэн крепко прижал Адди к себе. – Мне бы хотелось, чтобы так же произошло и с Нами, когда придет наше время.
– Поцелуй меня, дорогой! Обними. И больше никуда от себя не отпускай.
Они обнялись и поцеловались – на этот раз с гораздо большим пылом.
– Я вся горю, – прошептала Адди, и ее рука скользнула вверх по бедру Дэна. Пожалуй, за время их разлуки его мужественность ничуть не пострадала. Внезапно сознание Адди пронзила ревность.
«Неужели у него за эти годы были другие женщины? Конечно, были, идиотка!»
Глупо было бы надеяться, что в память о ней муж всю жизнь будет хранить целомудрие. Ведь все считали, что она погибла. Как бы мы ни любили мертвых, жизнь продолжается.
Кстати, Дэн может задать себе аналогичный вопрос. Какие отношения связывали Адди с тем мужчиной, который привез ее в больницу и каждый день приезжает справиться о ее состоянии? Она этого не помнила и не хотела вспоминать.
В этот момент снова появился доктор Сноу.
– Боюсь, вам пора уходить, мистер Бойл. Для одного дня у нее слишком много волнений.
– Конечно. – Поцеловав жену, Дэн поднялся. – После ужина мы с твоей матерью еще тебя навестим. А сейчас немного отдохни, как советует доктор.
– Да, я устала. – Откинувшись на подушки, она закрыла глаза и мгновенно уснула.
Доктор Сноу и Дэн тихо вышли из палаты.
На улице Дэн, пытавшийся поймать кеб, вскоре обнаружил, что у него есть конкурент – приятный мужчина с обезоруживающей улыбкой.
Первый кеб они оба уступили какой-то пожилой даме.
– Что вы скажете, если мы вместе сядем в следующий? – предложил мужчина.
– Идет. Куда вы направляетесь?
– В свой банк, на Треднидл-стрит.
– Отлично, тогда я вас подброшу, а сам поеду дальше. – Дэн отдал кебмену соответствующие распоряжения, и экипаж тронулся. Время от времени Дэн украдкой поглядывал на своего спутника, лицо которого казалось ему смутно знакомым.
– Надеюсь, вы не сочтете меня невежливым, – не в силах подавить любопытство, наконец сказал Дэн, – но я хотел бы кое о чем спросить вас. Я писатель и бывший репортер, так что сталкивался со многими. Мы не встречались прежде? Я почти уверен, что где-то вас видел.
Незнакомец задумчиво посмотрел на него.
– Не припоминаю, сэр. Впрочем, у меня плохая память. – Он усмехнулся. – Возможно, дело в том, что у меня заурядное лицо.
– Да нет, ничуть. Я-то своей памятью горжусь. Но, если мы и встречались, не могу вспомнить где.
– Вы вышли из больницы святого Фомы. Кто-нибудь из ваших родных болен?
– Не совсем так… – заколебавшись, ответил Дэн. «Нет смысла посвящать совершенно незнакомого человека в длинную, запутанную историю», – наконец решил он и кратко сообщил: – Моя жена лежит здесь на обследовании. Так, ничего страшного.
– Рад слышать. Когда у тебя есть близкая женщина, нужно делать все возможное, чтобы она была здорова и счастлива.
Какое странное заявление! Дэн даже заморгал от удивления.
– О, я согласен. – Тщательно обдумав свой вопрос, он небрежно проговорил: – А вы женаты?
Наступила продолжительная пауза, и Дэн уже начал сожалеть о своем вопросе, когда незнакомец наконец отозвался:
– Едва не женился. Я сходил с ума по этой девушке. – Его плечи поникли. – Видите ли, – с болью в голосе продолжал он, – мне трудно говорить об этом – я ее потерял.
– Она полюбила другого?
– Она умерла.
– О, мне не стоило вас об этом спрашивать, – смутился Дэн. – Прошу меня простить и принять искренние соболезнования.
– Ничего страшного. И благодарю за сочувствие. А, мы уже почти приехали. – Он сунул руку в карман. – Позвольте разделить с вами плату за проезд.
– Не хочу и слышать об этом. Кстати, меня зовут Дэниел Бойл. – Он протянул попутчику руку.
На губах незнакомца появилась загадочная улыбка.
– Рад с вами познакомиться, мистер Бойл, – пожав ему руку, сказал он. – Мое имя – Чарльз Уэллс. Спасибо, что подвезли.
Кеб остановился на углу, и Уэллс вышел. Приложив на прощание руку к своему котелку, он быстро пошел прочь.
Кеб уже тронулся, когда в сознании Дэна промелькнуло: «Боже мой! Это же «Человек, который сорвал банк в Монте-Карло»!»
– Кебмен, вы знаете, кто тот джентльмен, который сейчас сошел?
– Не имею понятия, сэр.
– Чарльз Уэллс. Его фотографии были на первых полосах всех лондонских газет. Тот самый парень, который выиграл в Монте-Карло миллион! Надо будет сказать Адди.
Правда, вряд ли она слышала о Чарльзе Уэллсе. Дэн пожалел, что тот не представился раньше. Он бы пригласил Уэллса в клуб и выслушал его историю, что называется, из первых уст.
Кажется, приятный, скромный парень. Как жаль, что его любимая умерла.
Дэниэл Бойл – Мартину Голдстоуну
Дорогой Мартин!
Прошу прощения за то, что долго не отвечал на твое письмо от 14 января. Честно говоря, задержка была в основном вызвана моим нежеланием информировать тебя, что книга не будет закончена в срок. Несомненно, установившаяся в австралийском обществе атмосфера неопределенности, страха, отчаяния, депрессии повлияла и на мою жизнь и работу.
Земельный бум восьмидесятых завершился чудовищным крахом, в эмоциональном отношении потрясшим континент так же сильно, как извержение Кракатау потрясло физически. Банки лопнули, существовавшие только на бумаге состояния в один день исчезли, банкротства поразили экономику, словно степной пожар или скорее засуха, которая лишила жизненных сил наши некогда цветущие земли.
Упала даже добыча золота. В течение 1850—60-х годов наша доля на мировом рынке постоянно росла. В те счастливые годы мы производили в среднем по 24 900 тысяч тройских унции – по сравнению с нынешними 11 600 тысяч.
