Но вместо этого Демельза вздохнула и тихо сказала:
— Ох, Росс, до чего же мир удивителен.
— С этим я не спорю.
— Слова никогда не означают именно то, что мы хотим сказать, правда?
— Мои уж точно. Рад, что ты их оценила.
— Нет, я не об этом. Не ты и не твои слова — а вообще всё. И все. И даже в любви существует недопонимание. Мы пытаемся говорить друг с другом, как через стекло, все мы. Но благодарю тебя, Росс... Как мне ответить на твои слова?
— А ты не можешь?
— Не совсем. Я думаю, что сейчас нет смысла говорить. Это будет... Это создаст только еще большее недопонимание.
— С чьей стороны?
— Возможно, с обеих... Дорогой, у меня сейчас нет ответа. Ты не против?
— А должен быть против?
— Думаю, я просто полежу молча. Мне так одиноко.
Он положил руку ей на голову и ощутил между пальцами волосы. Значит, битвы не будет. Объяснение его собственных чувств принято без возражений. Даже его встреча с Элизабет. Хорошо, что она приняла эти отношения. Но насколько хорошо? И почему? После ее спокойного ответа Росс не чувствовал себя счастливее, возможно, безо всякой логики. Ему показалось, что их браку большую пользу принес бы взрыв эмоций.
II
В Треготнан они прибыли к полудню, в дверях их встретил лейтенант Армитадж, на вид он совершенно не изменился. Он поцеловал Демельзе руку и заглянул ей в глаза испытующим и любящим взглядом. Он отмахнулся от слов о своей болезни и сказал, что ему гораздо лучше, с его стороны это была лишь уловка, чтобы выманить их и избавиться от монотонности жизни штатского. Лорд Фалмут не появился, и пока Дуайт и Хью пошли наверх, в спальню лейтенанта, дам развлекала миссис Говер с тремя детьми, они уговорили их спуститься к реке и посмотреть на учебные корабли в бухте.
За обедом к ним присоединился лорд Фалмут в сопровождении мужа Франсис Говер, капитана Джона Левсона Говера, еще одного члена парламента от Труро, из-за неприятностей с выборами в этом году тому пришлось терпеть Джорджа Уорлеггана. Правда, они нечасто виделись, разве что в Палате общин, и не выказывали друг другу симпатии. Да и чего еще ожидать, ведь мнения этих джентльменов редко совпадали. Некоторое время речь о медицинском осмотре не заходила, но потом лорд Фалмут сказал:
— Надеюсь, к выборам вы поставите моего племянника на ноги, доктор Энис. Мне нужен молодой и энергичный кандидат, чтобы поддержать моего зятя и вернуть округу статус-кво.
На узком лице Дуайта не отразилось согласия.
— Любому из нас трудно рассчитывать на превосходное здоровье, и Хью вряд ли этого добьется. Придется нам удовольствоваться вторым по списку, надеюсь, кандидат будет достаточно хорош для Труро.
— Не уверен, сочтут ли жители Труро кого-либо достаточно хорошим, — сказал капитан Говер. — Данстанвилль мутит воду, и скорее я потеряю свое место, чем Хью получит свое. Вы слышали, кого хотят выставить в пару к Уорлеггану?
— Генри Томаса Тренгруза, я полагаю.
— Он будет популярным кандидатом и имеет преимущество — его хорошо знают в городе.
— Надо же, — сказала Кэролайн, — я когда-то чуть не вышла за члена парламента. Если бы я могла голосовать, то предпочла бы, чтобы второй кандидат был доктором.
Все засмеялись.
— Не знаю, как Хью воспримет жизнь парламентария после жизни на море, — сказала миссис Говер, — даже если ему повезет получить место.
— Мне во многом везет, — ответил Хью, — бросив взгляд на Демельзу. — И сейчас я должен пользоваться любой возможностью.
— А почему вы не примиритесь с лордом Данстанвиллем, лорд Фалмут? — спросила Демельза, пытаясь отбросить любые намеки, содержащиеся в реплике Хью. — Разве невозможна дружба вместо соперничества?
Фалмут взглянул на нее не без удивления, если не с удовольствием, словно обсуждение политики с женщинами — это не всерьез.
— Это было бы отлично, будь такая возможность, мэм, — сказал Говер. — К сожалению, новый амбициозный пэр имеет собственные высокомерные планы и деньги для их осуществления.
— Да и я не стану договариваться с человеком вроде него, — отрезал Фалмут.
— Что ж, этой весной он как раз сказал мне, — произнесла Демельза, слегка задыхаясь, — лорд Данстанвилль сказал мне весной, что он хотел бы прийти к соглашению с вашим сиятельством по поводу мест от Корнуолла.
— Что он сказал? — поразился Хью. — Когда это было?
— Они обедали у нас. Потом мы пошли к утесу, и он сказал, что его... что ситуация изменилась, с тех пор как он стал пэром, и он больше не желает продолжать битву.
Настала тишина, во время которой все пытались пережевать не только пищу.
— Ох, он же такой болтун! — раздраженно заявил Фалмут. — Всегда был болтуном. Мы время от времени сталкиваемся в Лондоне. Мой кузен служил с ним в ополчении. Если он желает пойти на компромисс, то имеет для этого широчайшие возможности, без того чтобы...
— Без того, чтобы передавать свое мнение через даму, — закончила Кэролайн. — Вы же об этом, не правда ли? Но ведь он был откровенен с миссис Полдарк именно потому, что не предполагал передавать свою точку зрения. С вашими-то предубеждениями против женщин вы не можете этого не видеть!
Добродушно, поскольку трудно быть другим с Кэролайн, лорд Фалмут пытался отрицать существование подобных предубеждений, но беседа за столом на этом не закончилась. В конце концов, вражда и борьба за места в парламенте длились годами, стоили изрядных сумм и поглощали время и силы. Говер подвел итог такими словами:
— Что ж, Джордж, со своей стороны я был бы рад заключить на выборах соглашение. Для моей карьеры в Адмиралтействе очень важно не лишиться этого места, и хотя, несомненно, можно найти место от другого округа, это будет непросто. Почему бы не дать ему знать, что вы готовы прийти к соглашению?
— И какое же соглашение он предложит, по вашему мнению? — спросил Фалмут. — Его не удовлетворит даже равное положение! Он хочет вдвое больше мест, чем у меня!
— Возможно, стоит узнать, что он думает на самом деле.
— Рискнуть и получить отказ? А кроме того, никто бы не вызвался посредником.
— Я могу им стать, — предложил Хью.
— Как? Это вызовет подозрения, поскольку ты — вероятный кандидат.
— Хью пока не может выезжать, — сказал Дуайт. — Вероятно, еще недели две.
— Ох, вздор, я же не с драконом собираюсь сражаться...
— Кто знает?
— Подождите, — сказала Кэролайн, и все подчинились. Сегодня солнечный цветок снова расцвел. — Я против посредников — они не понимают интонаций и искажают послания, а кроме того, время на исходе. Милорд, вы не слишком горды, чтобы отобедать со мной и Дуайтом?
— Горд? — холодно произнес Фалмут.
— Что ж, у нас обширное поместье, но дом в ужасном состоянии. После свадьбы я так заботилась о муже, что несколько пренебрегала собой, а к дому даже и не притрагивалась. Но мы нормально питаемся, и кухарка довольно умелая. Приезжайте на обед как-нибудь на следующей неделе.
— С какой целью?
— Не спрашивайте о цели, и вам не придется отказываться.
— Вы так любезны, мэм. Но не будет ли это...
— Дядя, — сказал Хью, — думаю, вам следует поехать. — Что вы потеряете? Даже не потеряете лицо, ведь если встреча провалится, никто об этом не узнает.
— Все об этом узнают, — возразил Фалмут. — В нашем графстве такое невозможно держать в тайне!
— Я думаю, милорд, — сказала Кэролайн с редким для нее тактом, — что мы слишком на вас напираем. Давайте не будем больше об этом. Но к концу недели я отправлю к вам лакея с приглашением, и вы решите, соглашаться или отказать.
— Превосходная мысль, — согласилась миссис Говер. — А теперь, дамы, пожалуй, нам пора оставить джентльменов наедине с их портвейном...
III
— Так что же? — спросила Демельза, когда они отправились в обратный путь.
— Лихорадка довольно умеренная, — ответил Дуайт, — и если бы проблема была только в этом, то нет причин для волнений. Но лихорадка — симптом другого заболевания, как и головная боль. Я прописал ему болеутоляющее в небольших дозах, полынную настойку и перуанскую кору. Это поможет от жара по ночам, но если существует какая-то более глубокая причина, не вылечит ее. Через две-три недели мы будем знать точнее.
— А его глаза?
Дуайт натянул поводья, пока они ехали по плохому участку дороги.
— Это не катаракта. По крайней мере, я ее не вижу. Думаю, причина не в самих глазах, но пока ничего сказать не могу. Поврежденная артерия или глазной нерв, утративший свои свойства.
— И ты... ты согласен с лондонскими докторами?
— Не стану с ними спорить. Но в таких делах мы еще бродим впотьмах. Думаю, они зря ему сказали.
— Почему? Почему бы не сказать?
— Потому что в Кемпере я часто видел, как люди превозмогают болезнь лишь с помощью желания выжить. Я полагаю, разум куда больше влияет на здоровье, чем мы считаем, и нет смысла изрекать истины, если эта истина никогда не бывает правдива, пока не произойдет.
