Мария пристально посмотрела на мужа и, сев на кровати, начала раздеваться. Кеннет принялся ей помогать, и Мария с удивлением обнаружила, что ее муж может дать фору любой горничной.
– Ты и в этом тренировался? – попыталась она пошутить.
– Я всегда много тренируюсь, – ответил Кеннет, не принимая шутку.
Когда Мария снимала последнюю льняную рубашку, она вцепилась в ее подол в зыбкой надежде еще что-то изменить. Возможно, ей следовало вначале подготовить мужа.
– Ты знаешь, я стала немножко больше…
– Ты носишь моего ребенка, Мария, и я сомневаюсь в том, что женщина может стать для меня более желанной, чем ты сейчас.
Что она могла ответить на это? Своим возражением он смел всю ее оборону самым сладостным образом.
Глубоко вздохнув, Мария стащила с себя последнюю преграду и бросила ее на кучу другой одежды. Руки ее сами собой сложились на груди, однако прежнего чувства защищенности уже не было. Живот предательски выпирал, а тяжело налившиеся груди свисали вниз.
Чувствуя себя слишком уязвимой, Мария поняла, что не может поднять на мужа взгляд. Чувствуя, как ее щеки заливает жар, она в недоумении гадала: почему Кеннет ничего не говорит? Неужели она стала настолько непривлекательной? Не в силах больше выдержать молчание, Мария наконец посмотрела в глаза мужа. Однако выражение его лица в один момент развеяло все ее сомнения.
– Ты так красива… – прошептал он и, потянувшись к ней, провел пальцем по округлости ее груди. – А груди у тебя… они чудесны.
Кеннет провел ладонями по ее грудям, лаская большими пальцами соски, пока они не набухли, превратившись в небольшие, но острые пики.
– Ты думаешь, что они слишком большие?
Кеннет невольно рассмеялся:
– Я не знаю, кто так подумал бы, дорогая. Они прекрасны.
Он наклонился и поймал губами один из сосков. Мария глухо застонала и в страстном порыве запустила пальцы в густую шевелюру мужа, крепко прижимая его к себе. Кеннет же неторопливо ласкал ее, ласкал нежно и страстно, пристально глядя на нее; и Мария чувствовала, как от этого его взгляда желание все прибывало в ней и прибывало, лишая сил для сопротивления.
Наконец он привел ее в крайнюю степень возбуждения, когда от ласк и поцелуев горел буквально каждый дюйм тела. Мария извивалась в постели, чувствуя, как желание одолевает ее. Не выдержав, она громко застонала, пытаясь крепко прижаться к мужу, но он вдруг чуть отодвинулся и, положив ладонь ей на живот, произнес:
– Наш малыш…
Мария подавила инстинктивное желание прикрыть живот и снова отдалась чудесным ласкам мужа, чувствуя, как тепло расползается по всему телу. А поцелуи Кеннета становились все более страстными, и вскоре Мария, в очередной раз застонав, принялась отвечать на поцелуи и ласки мужа.
И сейчас ее уже ничего не сдерживало – каждым своим прикосновением, каждым поцелуем она показывала Кеннету, как любит его.
Кеннет же смотрел на жену и восторгался ее красотой. Более того, красота Марии почему-то заставляла его чувствовать себя полнейшим ничтожеством. Сейчас жена казалась ему настоящей богиней, и он готов был поклоняться ей и преклоняться перед нею. Ох, кто бы мог подумать, что тощая, как монастырская мышь, невзрачная «монахиня» может так преобразиться! Кеннет не хотел, чтобы это очарование заканчивалось, но Мария в любовном нетерпении начала раз за разом прижиматься к нему, разрушая очарование, и Кеннет, скатившись с кровати, пробормотал:
– Милая, погоди…
– Ты куда? – изумилась Мария.
– Я здесь, – ответил он, неожиданно вставая перед ней.
Взяв жену за ноги, он подтянул ее к себе таким образом, чтобы спина заканчивалась у самого края матраса. Высота кровати идеально подходила для задуманного. Кеннет сцепил руки под коленями Марии и чуть приподнял ее ноги, разводя их в стороны.
– Я боюсь повредить малышу, – пояснил он. – Так что придется проявить изобретательность.
Мария издала тихий крик и слегка выгнула спину, почувствовав, как муж входит в нее. А он слегка качнул бедрами и проговорил:
– Милая, посмотри на меня.
Тут взгляды их встретились, и Кеннет вдруг понял, что запомнит этот момент навсегда, на всю жизнь. Да и разве забудешь этот ее взгляд, под которым все в груди сжимается и переворачивается? Сейчас они с Марией были связаны незримой нитью, и Кеннет чувствовал, что так и будет дальше.
Тут Мария вдруг вздрогнула и пробормотала:
– Ох, Кеннет…
Он ласково улыбнулся ей:
– Я люблю тебя, милая, и не сделаю тебе больно.
Затем Кеннет начал осторожными, медленными толчками продвигаться вперед, ловя себя на мысли, что, кажется, в первый раз по-настоящему занимался любовью. Об этом говорил и взгляд Марии, да что там взгляд – все ее тело говорило о том же. Ему удалось пробудить в ней страсть, которой она от себя никогда не ожидала.
Неожиданно огненный шторм сменился ровным горением, все еще обжигающим, но уже более спокойным. Мария чувствовала, что не осталось в ее душе уголка, куда бы не заглянул этот огонь страсти.
Кеннет по-прежнему пристально смотрел ей в глаза, и она, видя пожар в его глазах, чувствовала, что не может отвести взгляд. О, как же ей сейчас было хорошо и как не хотелось, чтобы это когда-либо закончилось. И казалось, что она сейчас впервые почувствовала, что живет.
Вскоре Мария стала осторожно приподнимать бедра навстречу толчкам мужа, желая чувствовать все острее. Результат не заставил себя ждать – и вот она уже громко застонала в ответ на его более энергичные толчки.
Обхватив мужа ногами, Мария еще выше приподнялась, желая усилить интенсивность давления. А он, в свою очередь, подхватил ее под ягодицы, направляя и придерживая. Теперь Мария чувствовала всю силу его движений и была вне себя от счастья. Она выгнула спину и снова взглянула на Кеннета. А он вдруг шумно выдохнул и с натугой проговорил:
– Милая, я… все.
В следующее мгновение оба содрогнулись, и Мария почувствовала, как ее ноги опустились на пол. Кеннет в тот же миг склонился над ней, измотанный и мокрый от пота – словно после быстрой пробежки. Повалившись рядом с женой на кровать, он крепко обнял ее и притянул к себе. А ребеночек мирно спал в клубке их уставших тел.
Мария прижалась щекой к груди мужа и, как всегда, положила ладошку на свой живот. Чтобы найти Кеннета, ей потребовалось целых двадцать шесть лет, но она знала, что настоящую любовь ждут порой всю жизнь.
– Ты когда вернешься? – услышал Кеннет голос жены.
Он обернулся и посмотрел на Марию – та, все еще обнаженная, лежала в постели. С разметавшимися по подушке волосами и припухшими от поцелуев губами, она была сейчас просто восхитительна. И Кеннету вдруг ужасно захотелось вернуться в постель; казалось, он сейчас не мог думать ни о чем ином. У него была почти отчаянная потребность быть с Марией – словно на горизонте уже был виден шторм и лишь любовная связь могла спасти их союз.
