– Извини, – прошептала она.
– Ты разбила мое чертово сердце, чуть не умерев, а потом снова разбила его, выкинув меня из твоей комнаты.
Было невыносимо слышать боль в его голосе, сознавать, что это она ранила его. Поэтому Линнет толкнула Пирса, уложив его на скалу. Его тело было большим и теплым. Знакомым и дорогим.
– Собираешься поцеловать меня и все загладить? – поинтересовался он ироничным и в то же время нежным тоном.
– Помолчи, – сказала Линнет, коснувшись губами его губ, а затем лизнув их языком.
– А теперь ты пытаешься соблазнить меня старым добрым способом, лишившись своей привлекательности.
Но она знала, когда он сердится и старается причинить боль, а когда нет. Как на этот раз. Ее сердце возликовало.
– Что-то в этом роде, – промурлыкала она, прикусив его нижнюю губу.
Пирс открыл рот, откликаясь на ее призыв и страсть, захлестнувшую их обоих на мгновение. Но затем отстранился.
– Нет, не могу.
Линнет потянулась за ним, уловив в его голосе нотки, от которых ее возбуждение скорее возросло, чем угасло.
– Почему? – проворковала она, осыпая поцелуями его челюсть.
– Ты слишком уродливая. Я не могу заниматься любовью с уродиной. Я никогда бы не полюбил уродливую женщину.
На мгновение ее сердце остановилось, но затем она поняла, что он хочет сказать.
– А я, милорд, могу полюбить только мужчину, который может перенести меня через порог. Который может пообещать мне, что он никогда не притронется к лаудануму и никогда не повысит голос. Вы способны на это?
Его глаза сказали ей все: глубокие, сияющие, умные и любящие.
– В гостинице я пронес тебя по коридору и через порог, – произнес он слегка охрипшим голосом. – Это считается?
– Я могу снова стать красивой, – предположила Линнет.
Он повернулся на бок, лицом к ней, и они устремили друг на друга взгляды, полные любви, достаточно сильной, чтобы поднять человека из могилы, любви, которая никогда не увядает и никогда не подводит.
Любви, которая не имеет ничего общего с красотой, характером или изувеченной ногой.
– Не могу обещать, что я никогда не выйду из себя, – сказал Пирс. – Хотя мне кажется, что ты изменила меня к лучшему. Возможно, я больше не буду таким зверем.
– А я не могу обещать, что не умру и не оставлю тебя одного. Кстати, я забыла поблагодарить тебя за то, что ты меня спас.
– Я люблю тебя. Когда я думал, что ты умрешь, я тоже хотел умереть. А когда ты вылезла в то проклятое окно, я тут же захотел, чтобы ты вернулась.
Она погладила его по щеке.
– Я вернулась.
– Я поехал бы за тобой, даже если бы мне не пришло в голову, что ты могла заболеть. Просто я не мог бросить своих пациентов. Хотя, признаться, я не раз подумывал об этом преимущественно посреди ночи.
– Ты не мог так поступить, – твердо сказала Линнет. – Это омрачило бы нашу свадьбу.
– А что, предполагается свадьба? – Он устремил на нее испытующий взгляд. – Будет непросто провести брачную церемонию в спальне, но это можно устроить.
– Ты не против того, чтобы жениться на вареном раке, с которого слезает шкура?
Судя по его взгляду, он был совсем не против.
– Ты не вареный рак, – сказал он, коснувшись ее губ в легком поцелуе. – Там, где появилась новая кожа, ты похожа на клубнику. Спелую, сочную и весьма аппетитную ягодку.
Линнет хихикнула.
– Берри[9] – мое второе имя.
– Моя ягодка. – Но Пирс уже покончил с разговорами и навис над ней, большой, сильный и… да, властный. – Если я не имею ничего против того, чтобы заниматься с тобой любовью, когда с тебя слезает кожа, надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы заниматься любовью с мужчиной, у которого скверный характер?
– Не буду. – Она ахнула, когда его рука… Похоже, на ее теле есть места, такие же мягкие, как раньше.
Ему пришлось потратить некоторое время, чтобы отшелушить с помощью простыни кожу на ее груди, пока она не приобрела красивый розовый оттенок, но они оба наслаждались тем, что делали. И оба обрадовались, что по какой-то таинственной причине скарлатина не затронула внутреннюю сторону ее бедер.
Были и другие действия, доставившие им ничуть не меньше удовольствия.
Позже Линнет снова растянулась на скале, а Пирс занялся тем, что полировал кожу своей возлюбленной, превращая ее в однородную розовую поверхность.
– На лице есть шрамы? – взволнованно спросила Линнет спустя некоторое время. – Скажи мне правду.
– Вовсе нет. Ты не превратилась в королеву Елизавету. Собственно – хотя мне неприятно говорить тебе это, – немного рисовой пудры, и цыплята будут снова лежать у твоих ног.
Он определенно решил, что ее грудь требует особого внимания.
Линнет осторожно потрогала лицо, скользя пальцами по скулам, подбородку и губам. Все снова стало гладким.
– Вряд ли я когда-нибудь забуду об этом, – сказала она, содрогнувшись. – Курятник, струпья, ужасный жар и жажду.
Пирс обхватил ее лицо ладонями.
– А я никогда не прощу себя за то, что не был рядом с тобой.
– Ты хочешь сказать, как твой отец не прощает себя?
– Мы с ним поговорили, – ворчливо отозвался Пирс. – Я попытался сказать ему то, что ты хотела, чтобы я сказал.
Линнет просияла:
– Значит, ты сказал ему, что он был…
– Нет.
– Ты даже не знаешь, что я собиралась сказать!
– Ничего такого я ему не говорил.
– Тогда что ты ему сказал? – спросила она, несколько разочарованная.
– Что я люблю его. Особо не распространяясь, но он понял.
– Когда я была тяжело больна, мне приснилось, что моя мать была со мной в бассейне.
– В воде?
– Под водой. Я уплывала туда, потому что там было прохладно, влажно и не было боли. Но она выталкивала меня обратно.
Пирс прижал Линнет к груди.
– Очень мило с ее стороны.
– Я тоже ее простила, – тихо отозвалась Линнет. – Она любила меня.
– Что ж, – сказал он, – ты достойна любви. И не потому, что красива. И даже не потому, что у тебя восхитительно розовая кожа, какой я не видел ни у одной женщины.
На глазах у Линнет выступили слезы.
– Я и подумать не могла, что когда-нибудь…
– Шшш, – сказал он, коснувшись ее губ своими. – Я тоже не думал, что способен полюбить другого человека.
– Мы оба ошибались. – Она положила руку ему на затылок и притянула его голову к своим губам.
– Ягодка, – шепнул Пирс спустя некоторое время.
– Да? – Линнет очнулась от поцелуя, с затуманенной головой, припухшими губами и гулко бьющимся сердцем.
– Я больше не могу заниматься любовью на этой скале. Не хотелось бы выглядеть слишком привередливым, но я ободрал себе все колени. Может, пойдем домой? Там есть чудесная мягкая постель. В хозяйской спальне, которую ты еще не видела, но которую можешь считать своей.
