Этот уголок был прекрасным местом отдыха и уединения, где можно спокойно подумать, набраться сил или просто собраться с мыслями. Несомненно, оно предназначалось для хозяйки дома. Лунный свет, таинственные тени вокруг, тишина, подчеркиваемая отдаленными звуками музыки и журчанием воды, придавали этому уголку волшебное очарование.
Оно заставило Пейшенс на некоторое время отключиться от действительности.
Но потом она неожиданно ощутила — даже сквозь шелк платья — тепло тела Вейна. Он не прикасался к ней, но она чувствовала, что он разгорячен. Этот жар передался и ей. Испугавшись, она сделала несколько шагов вперед и, судорожно втянув в себя воздух, указала на фонтан:
— Восхитительно!
— Гм, — раздалось рядом с ней.
Слишком близко. Пейшенс вдруг поняла, что идет к каменной скамье, скрытой под нависшими пальмовыми листьями, и, резко повернувшись, устремилась обратно.
Она поднялась на окружающий фонтан выступ и, наклонившись, стала изучать растения, примостившиеся у невысокой стенки водоема.
— Они выглядят очень экзотично.
Вейн, тем временем спокойно изучавший, как платье облегает ее бедра, не спорил. Насладившись столь прекрасным зрелищем, он шагнул вперед — и захлопнул ловушку.
У Пейшенс сердце едва не выпрыгивало из груди. Она выпрямилась и пошла вокруг фонтана, чтобы спрятаться за ним от волка, заманившего ее в западню. Однако ее затея не увенчалась успехом: она натолкнулась на его руку.
И ошеломленно уставилась на нее. Под серым рукавом проступали очертания стальных мышц, огромный кулак упирался в край водоема. И громогласно заявлял о том, что идти ей некуда,
Пейшенс повернулась и поняла, что путь к отступлению отрезан. Она подняла голову. Вейн не отрываясь смотрел на нее. Она заглянула в его глаза. И их серебристая глубина, и упрямое выражение его лица, и чувственный изгиб губ — все говорило ей о том, каковы его намерения. Пейшенс не верила своим глазам.
— Здесь? — тихо спросила она.
— Здесь. И сейчас.
Ее сердце бешено стучало. Кожу покалывало от возбуждения. Убежденность, звучавшая в его рокочущем басе, приковала ее к месту. Мысль о том, что он предлагает, лишила ее способности рассуждать здраво.
Пейшенс сглотнула и облизала губы.
— Но… сюда могут войти.
— Я запер дверь.
— Запер дверь? — Пейшенс в панике посмотрела на дверь, но почувствовав, что ее тянут за корсаж, приказала себе сосредоточиться. На верхней пуговице корсажа, которая оказалась расстегнутой. Пейшенс недоуменно смотрела на эту золотую пуговку с черепаховой вставкой. — Я думала, они только для видимости.
— Я тоже. — Вейн расстегнул вторую пуговицу, и его рука двинулась к третьей, под грудью. — Не забыть бы похвалить Селестину за дальновидность.
Последняя пуговица выскользнула из петли, и его рука проникла под корсаж. Пейшенс затаила дыхание. Вейн развязал тесемки и раздвинул полы шелковой сорочки.
Его рука, горячая и твердая, накрыла ее грудь.
Пейшенс покачнулась и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть. В следующую секунду он уже завладел ее губами.
Первое мгновение Пейшенс просто наслаждалась дурманящим вкусом его губ, потом открылась ему, признавая его победу.
Внезапно она отстранилась, хватая ртом воздух. Ее грудь учащенно вздымалась, и Вейн наклонился, чтобы выразить свое восхищение этим творением природы. Его губы, горячие, как раскаленное железо, обхватили ее сосок. Она напряглась. Он втянул сосок в рот — ив серебристом полумраке прозвучал ее сдавленный крик.
— Нет! — Вейн поднял голову. Его глаза лукаво блестели, и он не отрываясь смотрел на ее грудь. — Помни, на этот раз никаких криков.
Никаких криков? Пейшенс прижалась к нему всем телом. Его губы, его прикосновения подпитывали жаркий огонь желания, горевший внутри ее.
Но это невозможно, так просто нельзя!
Там есть скамья, но она узкая и наверняка жесткая, а камень холодный. И тут Пейшенс вспомнила, как однажды Вейн усадил ее к себе на бедра и вошел в нее.
— Мое платье, оно сильно изомнется. Все догадаются.
В ответ Вейн лишь шире раздвинул полы корсажа, полностью обнажив ее грудь.
— Я говорю о юбке, — дрожащим от вожделения голосом произнесла Пейшенс. — Мы не сможем…
Вейн глухо рассмеялся:
— Не будет ни единой складочки. — Он по очереди поцеловал ее соски, уже успевшие набухнуть. — Доверься мне.
Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она сосками ощутила жесткую ткань сюртука. Их губы слились, и он целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что ноги подкашиваются.
— Где хотение, там и умение, — прошептал Вейн. — А я хочу тебя.
На мгновение их взгляды встретились. В них не было ни притворства, ни коварства, ни стремления скрыть свои эмоции, которые сейчас руководили ими.
Вейн развернул Пейшенс, и она посмотрела на фонтан, жемчужно-белый в лунном свете, на почти обнаженную девушку, продолжавшую лить воду из кувшина. Когда Вейн прикоснулся губами к ее шее, она откинулась назад, отдаваясь его ласке, а руками обхватила его бедра, сильные, мускулистые. Она думала, что он будет неистово ласкать ее грудь, но он лишь дотронулся кончиками пальцев до сосков. Пейшенс задрожала и прижалась к нему еще сильнее. Внезапно его руки исчезли, и она, открыв глаза, увидела, что он гладит обнаженную грудь каменной девушки. А потом он окунул руку в воду и стал гладить разгоряченную грудь Пейшенс — нежно, чувственно, возбуждающе.
Пейшенс закрыла глаза. Его пальцы, прохладные, влажные, пробуждали в ней восхитительные ощущения. Чтобы не закричать, она прикусила губу и стиснула руками его бедра.
— Это… — выдохнула она.
— Так и должно быть.
Она облизнула приоткрытые губы.
— Как? — спросила тихо.
Пейшенс сразу ощутила перемену в нем. Он будто обуздал свою страсть. Ее охватила непреодолимая потребность полностью принадлежать ему, отдаться ему без остатка. Это желание было настолько сильным, что у нее перехватило дыхание.
— Доверься мне. — Его руки легли на ее грудь, но их прикосновение утратило нежность и стало жадным. — Просто делай, что я скажу. И не думай.
Пейшенс тихо застонала. Как? Что?..
— Помни о моем платье.
— Я же эксперт, ты забыла? Обопрись на край фонтана обеими руками.
Озадаченная Пейшенс выполнила его просьбу. Вейн завозился позади нее, и вдруг ее юбки оказались у нее на талии. Обнаженные бедра тут же обдало холодом. Она густо покраснела и хотела уже протестовать. Однако в следующее мгновение Вейн сунул руку ей между бедер, и она забыла о протесте, забыла обо всем на свете.
Он безошибочно нашел заветный бугорок, твердый и влажный, и принялся дразнить ее, искушать, ласкать.
