Она кивнула:
— Давай попробуем.
Тони оказался прав, и хотя они подошли к накрытым столам первыми, еще несколько пар и небольших групп гостей вошли в зал, едва они успели сесть за столик.
Еда подкрепила ее, и чувство голода притупилось, но, к собственному изумлению, Габриэла обнаружила, что спустя час, когда ужин как раз закончился, ей пришлось бороться с сильнейшей зевотой. Когда они с Тони выходили из столовой, он наклонился к ней ближе и сказал:
— Похоже, ты вот-вот заснешь. Может, мне вызвать экипаж и отвезти тебя домой?
Прикрыв ладошкой в перчатке очередной зевок, от которого у нее даже глаза заслезились, она согласилась.
В карете Тони притянул ее к себе, чтобы она смогла положить голову ему на плечо. Слишком сонная, чтобы возражать, она со вздохом облегчения привалилась к нему и полностью расслабилась — впервые с того момента, когда в последний раз засыпала в его объятиях.
Когда она проснулась, экипаж не двигался. Осознание реальности приходило к Габриэле постепенно. Тони обнимал ее, и его руки служили ей теплым и надежным убежищем.
— Мы уже приехали? — спросила она.
— Да, но спешить не нужно. Мне не хотелось тебя будить: ты спала так сладко! — Он пальцем убрал с ее щеки выбившийся из прически локон. — И была похожа на ангела.
Глядя в его красивое лицо и глубокие синие глаза (в полумраке кареты они казались почти черными), она ощутила прилив желания.
— Поцелуй меня, Тони, — прошептала она. На его губах появилась легкая улыбка:
— С удовольствием.
Прижав ее к себе еще крепче, он прикоснулся к ее губам поцелуем, который был страстным и нежным, теплым и неспешным, словно он собирался смаковать ее, как какой-то деликатес, который ему предложили попробовать. Лаская ее, он наслаждался вкусом ее губ, а его язык погружался в ее рот так, что очень быстро у нее закипела кровь, а сердце отчаянно забилось.
Запустив пальцы ему в волосы, она отвечала на его поцелуй, разрешив себе выразить в нем все, что чувствует, все, чего жаждет. Приоткрыв рот, она заманивала его глубже, уводила все дальше к жарким вершинам страстных наслаждений, так что вскоре оба уже задыхались, теряя голову. Однако вскоре и этого стало уже мало: ее тело желало большего — гораздо большего.
— Ты не хочешь зайти в дом? — спросила она, задрожав, когда его ладонь легла ей на грудь в сладкой ласке.
Он поцеловал ее в губы еще дважды, а потом осыпал нежными поцелуями щеку и шею, задержавшись, чтобы провести языком по лихорадочно бьющейся жилке.
— Ты этого действительно хочешь?
— Да, — прошептала она севшим от желания голосом. — Без тебя в моей постели пусто.
Он поднял голову — и его теплый взгляд устремился ей в глаза.
— Значит ли это, что теперь ты мне веришь? Что ты убедилась в том, что я тебя люблю? Потому что это так, Габриэла. Я очень, очень сильно тебя люблю.
Ее страсть немного поостыла: проснувшиеся сомнения пригасили наслаждение. Она устремила на него взгляд, понимая, что ей следует просто поверить ему. Сказать то, что он хочет услышать. Но что-то помешало ей это сделать. Язык отказывался произносить заветные слова.
Огонь потух в его глазах так же внезапно, как и зажегся, а его объятия разжались.
— Понятно. — Он вздохнул и отвел взгляд. — Ну что ж, тебе следует идти в дом и ложиться спать.
Его лицо было бесстрастным, зубы крепко сжимались, словно от сильной боли.
— Тони…
Потянувшись, он распахнул дверцу, выпрыгнул из кареты и протянул руку, чтобы помочь ей сойти. Она молча оперлась на него и позволила проводить до двери.
— Доброй ночи, мадам. Желаю сладких снов.
— Тони, пожалуйста! Зайди в дом — давай поговорим.
Он бросил на нее насмешливый взгляд.
— О чем? По-моему, все уже сказано.
У нее за спиной лакей открыл дверь — а Тони повернулся и зашагал обратно к экипажу. Получивший отрывистый приказ кучер тряхнул вожжами, трогая коней.
Габриэла проводила карету долгим взглядом и только потом ушла в дом. С трудом передвигая отяжелевшие ноги, она поднялась к себе в спальню, остро сознавая свое одиночество. В комнате она опустилась на кровать, вспоминая расстроенное лицо Тони. Он казался совсем убитым, по крайней мере — сильно обескураженным. Неужели она действительно заставила его лицо и взгляд стать такими? Неужели она причинила ему настолько сильную боль? А если это так, то это можно объяснить только одним. «Он меня действительно любит!»
— Боже, что я наделала? — тихо прошептала она.
Спустя два дня Тони расхаживал по гостиной Пендрагонов, полный отчаяния и уныния.
— Как насчет чашки чаю? — спросила у него Джулианна. — Или, может, приказать, чтобы принесли что-нибудь покрепче? Например бренди?
Он не отвечал ей несколько секунд, а потом вдруг резко повернулся к ней.
— Спасибо, не надо. К сожалению, спиртное моим бедам не поможет.
Она нахмурилась.
— Ну, тогда хотя бы выпейте чаю с бисквитами. Судя по вашему виду, вам не помешало бы поесть… а еще несколько часов отдохнуть. Когда вы в последний раз спали?
— Не помню точно. — Он отмахнулся от ее вопроса. — Впрочем, все это сейчас не важно. Я пришел сюда потому, что не знаю, к кому еще можно обратиться. Вы ее подруга, близкий человек. Вы знаете ее лучше, чем все остальные.
Джулианна сложила руки на коленях.
— Если «она» — это Габриэла, то я бы сказала, что ее подруга Мод знает ее гораздо лучше меня. Но, как я подозреваю, вы не желаете ждать столько времени, сколько потребуется на то, чтобы связаться с мисс Вудкрафт.
— Да. И потом, она скорее всего предложит мне идти к черту и не возвращаться.
— Сомневаюсь, чтобы она выдвинула именно такое предложение, — отозвалась Джулианна с мимолетной улыбкой. — И мне кажется, не отказалась бы помочь. Но что произошло? Видимо, нечто новое, помимо вашего раздельного проживания?
Он прошел через комнату и остановился у окна, глядя на противоположную сторону сквера — на особняк Весси, на дом Габриэлы. Секунду он пытался увидеть ее там, а потом отвернулся.
— Она мне не верит. Я сказал ей, что люблю ее, а она не поверила ни единому моему слову.
Замолчав, он снова пересек комнату и тяжело опустился в кресло, проведя рукой по и без того взлохмаченным волосам.
— Я не знаю, что делать. Я перепробовал все: цветы, конфеты, драгоценности. Я посылал ей письма и стихи. Я ухаживал за ней весь этот месяц, как какой-то потерявший голову мальчишка.
После минутного молчания Джулианна сказала:
— Бедненький! Так вы и правда ее любите?
