– Может, тебе нездоровится, Алана? – с тревогой спросил Николас, положив ее на кровать.
– Нет, все хорошо. Я только стала немного неуклюжей. И потом, мне не нравится, что вокруг меня так все суетятся.
Николас присел на край кровати и взял жену за руку.
– Придется к этому привыкнуть, дорогая. Ты ведь носишь под сердцем будущего наследника Беллинджер-Холла.
– Николас, – не выдержала Алана, – я никак не могу взять в толк, почему тебя это так воодушевляет. По-моему, когда мы поженились, ты и мысли не допускал, что от нашего союза может родиться дитя.
– А ты допускала?
– Вообще-то да.
Николас бросил на нее пронзительный взгляд и сказал как бы между прочим:
– Я должен отлучиться денька на два. Но ты не волнуйся, при тебе неотлучно будет Китти.
Алана кивнула, не отваживаясь попросить мужа остаться. Расспрашивать, куда он собрался, она тоже не стала, хотя ее сжигало любопытство.
– Ты… очень несчастна здесь, Алана? – неожиданно сказал Николас.
– Я всегда чувствовала себя в вашем мире чужой, – вздохнула она. – И нередко тоскую по своей беззаботной жизни в шайенском селении. Здесь у вас столько сложностей, столько условностей!
– Но ты достойна гораздо большего, чем прозябать в нищете среди индейцев! – возразил Николас. – У тебя недюжинный ум и тонкая, богатая натура. Тебе быстро наскучила бы такая примитивная жизнь.
– Не думаю, Николас, – покачала головой Алана. – Там у меня была любовь, а мне этого вполне достаточно для счастья. Мне не нужна роскошь. Это все поверхностное, пустое…
– Значит, ты еще не забыла Серого Сокола? – ревниво поинтересовался Николас.
– Не забыла.
Алана сморгнула слезу. Она и вправду часто вспоминала Серого Сокола, но эти воспоминания были теперь окрашены тихой печалью, ведь ее чувства к нему не шли ни в какое сравнение с любовью к Николасу, которая затмила собой все.
Но признаваться в этом она не желала.
Николас вздрогнул, как от удара, и спросил каким-то чужим, скрипучим голосом:
– Ну, а для нас с ребенком в твоем сердце совсем не найдется места?
– Отчего же не найдется? – спокойно ответила Алана. – Моя бабушка всегда говорила, что любовь похожа на дом со множеством комнат. И что у любви нет ни начала, ни конца. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что она была права.
– Ты совсем меня запутала! – с досадой воскликнул Николас.
– Это неудивительно, – пожала плечами Алана. – Тебе ведь неведомо, что такое любовь.
Николас отвернулся.
– Может, оно и так. Во всяком случае, для меня это что-то давно позабытое.
Алана чуть не застонала от тоски.
Ей так хотелось признаться мужу, что любовь к нему переполняет ее сердце и в нем почти не осталось свободного места для всего остального! Но гордость сковала ее язык.
– Мне одиноко без тебя, Алана, – внезапно прошептал Николас, привлекая ее к себе. – Зря я отселил тебя в отдельную комнату.
Он надеялся, что она согласится с ним, но Алана молчала. Во рту у нее вдруг пересохло.
Николас подождал и, не дождавшись ответа, понуро попросил:
– Не вычеркивай меня из своей жизни, Алана. Я, конечно, совершил много ошибок, но…
– Увы, ошибался не только ты. Я тоже виновата. Мне не следовало выходить за тебя замуж, – со вздохом ответила Алана. – Но до приезда в Беллинджер-Холл ты был другим, и я надеялась, что мы будем счастливы.
Николас сжал губы и отвел взгляд.
– Как бы там ни было, ты носишь моего ребенка. – Он встал и направился к двери. – Не бойся, я не стану требовать от тебя исполнения супружеского долга!
Она протянула к нему руку, но он скрылся за дверью, бросив через плечо:
– Береги себя!
Лилия протирала пыль в небольшой библиотеке Сандерсона, когда экономка сообщила, что пришел гость. Лилия не удивилась: после ее переезда к Барнарду к ним нередко наведывались его друзья.
– Я приму его в гостиной, – сказала она и, торопливо сняв фартук, пригладила растрепавшиеся волосы.
Но в гостиную пройти не успела, потому что из-за плеча экономки послышался голос Николаса:
– Здравствуй, мама!
– Николас! – схватилась за сердце Лилия. – Николас…
Он медленно приблизился. От его пристального и пристрастного взора не укрылось, что на щеках Лилии играет здоровый румянец, а глаза молодо блестят.
– Ты прекрасно выглядишь, – с напускным равнодушием заметил Николас, но в его голосе звучала горечь.
– Женщины частенько хорошеют от счастья, – ответила она, стойко выдерживая его взгляд.
Он кивнул на стул, приглашая ее сесть, а сам остался стоять.
– Я приехал сюда по целому ряду причин, – после некоторого колебания сухо произнес Николас. – Прежде всего я хочу поздравить тебя с замужеством.
Лилия вздрогнула и напряглась, ожидая, что за этим последует какое-нибудь саркастическое замечание, однако Николас молчал.
– Я счастлива, – просто сказала она. – Нет, я не надеюсь, что ты меня поймешь или простишь, сынок. Однако жизнь так коротка, а мне хочется хоть немного побыть счастливой. Сначала я жила для твоего отца, потом для тебя. Теперь настало время пожить немного для себя. Я считаю, что это будет справедливо.
Лицо Николаса было непроницаемым.
– В последние дни я много думал о прошлом и вспомнил об отце немало такого, что раньше предпочитал похоронить в глубинах своей памяти. К примеру, я пытался припомнить, был ли он с тобой ласков. И, к моему великому сожалению, оказалось, что нет. Зато ты, насколько я помню, вечно старалась ему угодить, примирительно улыбалась в ответ на его грубости, делала вид, будто не замечаешь обид…
Лилия погладила Николаса по плечу:
– Не надо, сынок. Лучше почаще вспоминай о том, что отец тебя обожал. Ты заменял ему целый мир.
– А еще я вспомнил, – словно во сне, не слыша ее, продолжал Николас, – как он использовал меня в борьбе с тобой. Не знаю, почему ему так хотелось заставить тебя страдать. Я это тоже позабыл. Наверное, не хотел дурно думать о покойнике. Ведь о покойниках плохо не говорят.
– Не растравляй себе душу, Николас. Все это уже в прошлом, – прошептала Лилия.
– Я не хочу сказать, что твой новый муж станет мне вторым отцом, – продолжал он, – и даже не думаю, что мы с ним подружимся. Но, видимо, в нем есть нечто необыкновенное, раз он тебе так дорог, мама.
Глаза Лилии омылись слезами.
– О, Николас! Мы с ним любим друг друга, – всхлипнула она. – Очень любим. Если б ты узнал Барнарда поближе, ты бы понял, какой он замечательный человек.
– Погоди, мама, не торопи события. Дай мне время свыкнуться с этой мыслью, – возразил Николас и добавил, переплетя свои пальцы с пальцами матери: – Я причинил тебе много горя, и мне нет оправданий. Но я постараюсь измениться. Честное слово! Прости меня.
