Подобная забота молодого человека о своей бабушке не могла не вызвать слез умиления у дам, но бравые мужья охлаждали их пыл естественным вопросом: а почему такой здоровый и молодой немецкий юноша до сих пор не в составе армии? Фюрер нуждается в бойцах!
Впрочем, семья не слышала этих пересудов. Попив у бювета воды, они отправлялись на прогулку, выбирая тихие улочки с ровными пологими тротуарами, удобными для передвижения коляски.
Сегодня они решили гулять до самого обеда – погода стояла замечательная, не было изнуряющей жары, которая держалась всю последнюю неделю. Старая фрау, по своему обыкновению, молчала, покачивая головой. А молодая обратилась к молодому человеку с фразой, которая заставила его нетерпеливо покачать головой, еще не дослушав спутницу до конца:
– Петер, ты мог бы уехать во Францию под предлогом учебы и остаться там, пока…
– Тетя, мне скоро двадцать пять, сколько, по-вашему, я могу учиться?
Молодая фрау не повернула головы, она продолжала тихо говорить, сохраняя на лице улыбку приличия. Только порозовевшие скулы выдавали в ней скрытое волнение и тревогу.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Молодой человек осторожно оглянулся и продолжил, чуть склонив голову к своей спутнице:
– Да, я понимаю. Вы предлагаете мне бежать, бросив старую бабку, беспомощную мать, одинокую тетку…
– Обо мне ты можешь…
– Нет уж, тетя, давайте говорить начистоту. Предположим, я убегу и этим уклонюсь от мобилизации. На кого я оставлю семейный бизнес? На что станете жить вы трое? На мое жалованье солдата?
– Невелик бизнес! – нетерпеливо возразила женщина. – Мастерская по пошиву верхней одежды, которая обшивает теперь непобедимую армию. Они найдут, кого поставить вместо тебя, вот увидишь! Они отберут у тебя мастерскую, чтобы заполучить себе солдата. Твоя бронь ненадежна, Петер! Ты должен спасти себя, дорогой…
Молодой человек поморщился, ибо знал, что за этим последует, достал из нагрудного кармана безукоризненно чистый платок, протянул тетке.
– Тетя, не надо…
Но молодая фрау отвернулась, пряча слезы, которые были неизбежны.
Пожилая фрау забеспокоилась, взмахнула рукой и позвала молодого человека.
– Почему мы остановились, мой мальчик?
– Все хорошо, бабушка, сейчас продолжим прогулку. Взгляни, какой вид.
В глянцевых водах реки под мостом плавали утки. Отдыхающие бросали им хлеб с моста. По другую сторону реки вдоль домов маршировали солдаты. Они шли ровно, сапоги их блестели, и на пряжках ремней горело солнце.
– Вот вы, тетя, говорите, во Францию, – задумчиво произнес молодой человек, провожая взглядом шеренги немецких солдат, высоких и статных, как один, словно их подбирали по росту. – А я готов поспорить, что совсем скоро они доберутся и до Франции. Они будут кругом, тетя, помяните мое слово! От них не спрятаться.
– Ох, Петер, что ты такое говоришь!
В это время пожилая дама в каталке вновь проявила беспокойство – она зашевелилась, нетерпеливо замахала кулачком с зажатыми в нем перчатками, этот жест означал требование тишины. Молодые люди замолчали. Старушка напряглась, вытянулась вперед, вся устремилась в ту сторону, откуда исходил заинтересовавший ее звук. Молодой человек и его спутница переглянулись. Они не всегда понимали причуды старой больной фрау, но, однако же, относились к ним с должным уважением.
– Мама, что вы хотели? – наклонилась к ней женщина и поправила оборку у той на чепце.
– Неужели ты не слышишь, дорогая? Колокола звонят.
Женщина собралась было возразить, но вдруг ясно услышала вдалеке легкий веселый перезвон. Что-то далекое, давно забытое, волнующее было в этом звоне.
– Мама, этого не может быть, – пожала плечами женщина, но старая фрау требовательно и нетерпеливо стукнула кулачком по подлокотнику кресла:
– Петер, где-то поблизости должен быть русский храм. Отвези меня туда.
Молодой человек ничего не понял, он вопросительно воззрился на свою тетю – та лучше знала, какие заявления своей матери можно принимать всерьез, а какие следует пропустить мимо ушей, ибо давно уже действительное смешалось в голове этой несчастной с желаемым, легко подменяя одно другим и исключая только то ужасное, что отказывалась принять ее измученная душа.
– Возможно ли? – спросила сама себя молодая женщина и неуверенно указала в сторону улицы, из глубины которой раздавался перезвон.
Молодой человек покатил коляску в указанном направлении. Они миновали узкую улочку с островерхими черепичными крышами, завернули в один из дворов и, двигаясь все время на приближающийся чистый колокольный звон, вышли на небольшую площадь, обсаженную каштанами. В зелени деревьев прятался белый теремок православного храма с высокой колокольней и богато декорированным крыльцом.
Молодая женщина покачала головой, а мать трясущейся рукой перекрестилась и сделала знак ввезти себя в ворота.
В полупустом храме шла служба. Справа на возвышении стояли монахи в черном и пели. Стройные голоса их сливались, возносились под купол, заполняли храм, составляя незримое единение с трепещущим огнем свечей, блеском позолоты окладов икон и движением облаков, ползущих за узкими окнами в вышине.
Молодой человек вскоре утомился – он не понимал службы, не понимал языка, на котором она проходила. Он чувствовал себя усталым и раздраженным. Он видел, что бабушку растрогало пение – по ее дряблым морщинистым щекам бегут слезы, и тетя тоже плачет, и эти женские слезы его особенно раздражали, ибо они служили упреком ему, напоминанием об ответственности и о невозможности жить так, как ему хотелось, как мог бы жить он, будучи свободным или же имея в семье кого-то из старших мужчин, на кого он мог бы переложить часть заботы о своих женщинах – он любил их и стыдился одновременно. Это противоречие чувств душило его. Он вышел на крыльцо храма и стал ждать. Больше всего он сейчас злился на своего покойного отца, который не перенес эмиграции – стал пить, свалив весь груз забот на него, Петера. Свою слабость отец прикрывал тоской по Родине.
Служба закончилась, люди стали выходить из храма, а бабушка с тетей все не появлялись. Молодой человек вернулся в храм и увидел, что его тетя уговаривает бабушку покинуть храм, но та будто не слышит дочь и – что хуже всего – в упорстве своем перешла на русский язык, как это часто с ней бывало. Молодая фрау беспомощно оглянулась на племянника – оба понимали, что привлекают лишнее внимание. Ну вот, один из монахов, издали наблюдавший за ними, вдруг решительно направился в их сторону.
– Меня зовут отец Иоанн, я случайно услышал ваш разговор и не мог не подойти. Вы из России? – спросил монах по-немецки, переводя внимательный взгляд с одного на другого. Петер хотел было ответить что-нибудь резкое и однозначное и тем самым пресечь нежелательное любопытство, но тетя опередила его и вступила в разговор, объясняя, что когда-то давно им довелось жить в России, что старая фрау любит все русское, как, впрочем, и они с сестрой.
