Их спор был прерван громким, настойчивым стуком в кухонную дверь. Гарри поспешил ее открыть и после недолгих переговоров с кем-то, стоявшим за порогом, приблизился к хозяйке.
— Прошу прощения, мадам. Тут для вас сообщение.
Эмили с чувством облегчения отвлеклась от перепалки:
— Мне? Где же?
— Паренек у дверей, мэм. Утверждает, что может отдать записку только вам. — Гарри воинственно поднял свой крючок-протез. — Сказать ему, чтобы убирался?
— Нет-нет, я с ним поговорю. Эмили прошла через кухонные помещения к двери и увидела поджидающего ее маленького оборванца.
— Ну, дружок, в чем дело?
Мальчишка уставился на рыжие волосы Эмили и ее очки, а потом утвердительно кивнул, словно удостоверившись, что перед ним именно та, кого он ищет.
— Ваш папаша хочет повидать вас прямо сейчас, мэм. Он велел передать вам вот это.
Маленький листочек бумаги, порядком испачканный грязным кулачком, был надлежащим образом передан по назначению.
— Очень хорошо. — Эмили опустила монетку на ладонь мальчишки, взглянула на бумагу, и острое предчувствие чего-то недоброго охватило ее.
Мальчишка тщательно осмотрел монету, попробовал ее на зуб и широко ухмыльнулся:
— Всегда готов помочь, мэм.
Гарри подошел закрыть дверь. Мальчишка с изумленным восхищением уставился на крюк и через мгновение пустился наутек.
— Мы закончим обсуждение меню позднее, — сказала Эмили Смоуку и экономке и заспешила прочь из кухни.
Со жгущей ей руку запиской она взбежала наверх, опасаясь самого худшего. Уединившись в своей спальне, она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
Трепеща от ужаса, она уселась и прочла послание.
«Моя дорогая любящая дочь!
Час несчастья пробил. В последние недели фортуна отвернулась от меня. Я крупно проигрался и теперь вынужден продать оставшиеся акции и паи, чтобы раздобыть наличные на последние долги. К несчастью, и это не покроет всей суммы. Ты должна помочь мне, моя дорогая дочка. Молю, чтобы в горький час нужды ты вспомнила об узах крови и любви, навечно связывающих нас. Ты знаешь, что твоя милая мама хотела бы, чтобы ты помогла мне. Я скоро свяжусь с тобой.
Твой любящий отец.
Р. S. Учитывая сложившиеся обстоятельства, не следует упоминать мужу о нашем маленьком семейном затруднении. Ты ведь знаешь, что он питает ко мне глубочайшую противоестественную ненависть»
Медленно складывая записку, Эмили почувствовала дурноту. Она понимала, рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Она пыталась сделать вид, что ее отец проявит некоторое благоразумие в игре, но в глубине души знала: его страсть к картам и риску слишком сильна. Ее мать часто повторяла, что он никогда не переменится.
И вот теперь он взывал к дочери о помощи, отдавая себе отчет, что тем самым вынуждает ее выбирать между преданностью мужу и дочерним долгом.
Это было слишком. Реальность снова вторглась в ее мир, отдернув завесу романтики, которой она пыталась защитить свой мир.
Эмили уронила голову на руки и разрыдалась.
Вечером того же дня Эмили одевалась к театру, когда в ее спальню из соседней комнаты вошел Саймон. При виде его она слегка вздрогнула, но ей все-таки удалось изобразить слабую улыбку.
— Спасибо, Лиззи. Пока все.
— Да, мэм. — Лиззи присела в реверансе и удалилась.
Эмили встретилась в зеркале с взглядом Саймона и отвела глаза. Какой он могущественный, какой властный в своем строгом вечернем костюме.
— Вы собираетесь куда-то, милорд?
— Пообедаю сегодня вечером в клубе, пока вы будете в театре с леди Норткот и ее дочерью. — Саймон внимательно наблюдал за ней. — А позже я отыщу вас у Бриджтонов.
Эмили поспешно кивнула, перья в ее волосах слегка качнулись. Она нервничала, понимая, что ей надо быть осторожной, иначе Саймон заметит ее смятение.
— Значит, увидимся там. Я не показывала вам новый бинокль, который купила вчера? — Она потянулась к сумочке и принялась усердно в ней что-то искать. Только бы не встречаться с его чересчур пристальным взглядом.
— Очень мило, — одобрительно кивнул Саймон, принимая у нее изящный бинокль.
— В него все так хорошо видно. Я уже воспользовалась им, чтобы разглядеть птичку за окном, и, представьте, мне были видны мельчайшие узоры на ее крылышках, — Эмили отчаянно старалась изобразить воодушевление.
— Не сомневаюсь, что это прекрасный бинокль, дорогая моя.
Эмили не нравилась некоторая задумчивость в глазах Саймона.
— Селеста с матерью уверяли меня, что постановка «Отелло», которую мы собираемся сегодня смотреть, одна из лучших, которые когда-либо появлялись на сцене.
— Должно быть, чрезвычайно интересно.
— Да, несомненно. Я, кажется, не говорила вам, что сегодня я долго беседовала со Смоуком, обсуждая, какие блюда подавать на приеме?
— Нет, вы не упоминали об этом. Эмили, вас что-то тревожит, не так ли?
— Нет-нет, милорд. — Она изобразила ослепительную улыбку и даже осмелилась, взглянув в зеркало, на мгновение встретиться с ним глазами. — Просто я немного взволнована перед походом в театр.
— Эмили…
— Так вот, Смоуку очень не хочется готовить обычные блюда для наших гостей. Он говорит, что вы предпочитаете восточную кухню. Я понимаю, это очень вкусно, но боюсь, наши гости сочтут ее несколько странной.
— Смоук приготовит все, что вы ему велите, или пусть приготовится искать другое место работы. — Саймон шагнул вперед, положил на плечи Эмили свои сильные руки и, похоже, очень хотел бы еще раз встретиться с ней взглядом. — Не беспокойтесь о меню, дорогая моя. Скажите мне, почему вы так встревожены сегодня?
Она сидела, не шевелясь, испуганно глядя в зеркало.
— Я не могу вам сказать, Саймон.
Губы Саймона слегка изогнулись в усмешке.
— Боюсь, я буду вынужден настаивать на этом. Ведь мы общаемся на более высоких уровнях, и я уже знаю — что-то не так, дорогая моя. Если вы не скажете мне правду, я промучаюсь весь вечер. Вы хотите, чтобы я страдал?
Эмили охватило чувство вины.
— Нет, конечно, милорд. Просто это… затруднение личного характера, и я не хочу вас беспокоить. — Она вздохнула и добавила:
— Все равно уже ничего не исправить. Рок настиг нашу семью.
Но когда она произнесла свое трагическое заявление, в ее глазах замерцал огонек надежды, и она знала — Саймон заметил это. Его пальцы сильнее сжали ей плечи.
— Похоже, речь идет о карточном проигрыше, — предположил Саймон. — Я прав?
— Боюсь, что и не об одном… А последний из них обернулся катастрофой. Ах, Саймон, это совершенно ужасно, и я не знаю, что делать. Я знаю, что не имею права просить у вас помощи.
