— Потому что он не только дурак, но и скупец и не хотел кормить лишний рот даром. А девушка, я думаю, влюбилась в Тома. Его появление было для нее большим везением.
— И все-таки для меня тут много непонятного. Когда я объезжал тамошние места в поисках Тома, я видел эту ферму. Но Тома я там не нашел. Стало быть, нетрудно сделать вывод: его прятали. А по какой причине?
—Вы сами назвали причину: крестьянину нужен был лишний работник, которому не надо платить. Как вы можете догадаться, отшельник за свое лечение взял с него не слишком дорого. Теперь расскажите мне, что у него с памятью. Он вас не узнал?
— Нет. Он помнит только, что его вытащили из Эско. Он понятия не имеет ни обо мне, ни о вас, ни о своей жене, ни о Курси. Ничего не помнит о своем полке и короле, словом, начисто забыл свое прошлое. Он не узнал даже самого себя, посмотрев в зеркало.
— Вы хотите сказать, что... он стал младенцем, которого нужно всему учить заново?
— Не совсем. Нет, нет, не совсем. Шанселье объяснил мне. Удар в голову задел участок мозга, который отвечает за личность Тома, но он по-прежнему умеет читать, писать и считать, владеет шпагой, умеет ездить на лошади. Если бы вы видели, Кларисса, что с ним стало, когда ему подвели коня! Как же он обрадовался, как ловко на него вскочил! Грязный, босой, худой, как скелет, он взлетел в седло и помчался по полю, как ветер. Только к вечеру я понял, что, несмотря на лечение отца Атанаса, Тома все еще болен...
Голос барона оборвался на слове «болен», скрывать свой страх за единственного сына он больше был не в состоянии. Губерт закрыл лицо руками и разрыдался глухо и тяжело. Это было так неожиданно, что Кларисса застыла, не зная, что делать и как помочь. Она не решалась даже приблизиться к брату, стояла и смотрела, как смотрят на грозу или пожар, сознавая свое полное бессилие...
Она не заметила, как дверь гостиной приоткрылась, не слышала, как вошла Лоренца, и заметила ее присутствие только тогда, когда та уже подошла к барону и положила руку ему на плечо, причем так легко, что тот ее даже не почувствовал.
— Отец, — прошептала Лоренца, — отвезите меня к нему.
Вот теперь барон вздрогнул, он услышал голос невестки, хотел встать, но беленькая ручка удержала его на месте.
— Вы слышали мой рассказ?
— До последнего слова. Я сразу же пожалела, что убежала, и вернулась, но не хотела прерывать вас. Не о чем плакать, раз он жив. Это самое главное. Теперь я все знаю и хочу быть с ним рядом, ухаживать за ним, держать за руку...
Барон поднял на Лоренцу глаза, в них была такая усталость... Как он не хотел говорить то, что сейчас ему придется сказать!
— Нет, Лори! Это невозможно. Не сейчас.
— Почему? Я его жена.
— Мы все это знаем, и доктор Шанселье тоже. Но он собирается лечить Тома по своей методе...
— И не хочет, чтобы ему мешала женщина, которая будет во все встревать?
— Приблизительно так. Постарайтесь понять, Тома не один месяц прожил полуголодным, в нищете и грязи, в полной зависимости от грубого мужлана, который был доволен тем, что отец Атанас поставил его на ноги. Ослабевший, кожа да кости, Тома исполнял день за днем непосильную работу, которую в другое время делал бы играючи, но теперь он надорвал последние силы, и раны у него воспалились. Если бы мы не забрали его, дни его были бы сочтены.
— Я все это прекрасно понимаю, но не могу уразуметь другого: чему помешает мое присутствие возле Тома? Он изнурен, измучен, едва дышит, у него воспалились раны, но тем больше я люблю его и...
— Господи! До чего же женщины несносны! — не мог удержаться от гнева барон. — Если бы вы дали себе труд дослушать меня до конца, вы бы узнали, что Шанселье оставляет вас как лекарство для второй части своего лечения.
— Ничего не понимаю.
— Что же тут непонятного? Но я объясняю: он хочет сначала поставить Тома на ноги, вернуть ему здоровье, и только тогда привести к нему вас, надеясь, что, увидев вашу красоту, он вспомнит и все остальное. Или вспомнит все, заключив вас в свои объятия. Черт побери! Вы в самом деле дурочка и для вас нужно ставить все точки над «1»? Так я поставлю! Вы часто видели умирающих, которым бы хотелось поскакать с красоткой?
— Господи! — вздохнула в негодовании Кларисса. Теперь барон обратил свой гнев на сестру:
— Разве я сказал что-то неприличное? Неужто вы к старости стали ханжой? На вас это не похоже!
— Никакой ханжой я не стала! Лечение вашего доктора, возможно, не лишено смысла, но, как простая скромная женщина, я хочу вас спросить: разве нежная, внимательная, ежедневная забота не приведет к такому же хорошему результату? К тому же...
— Что еще?
— Еще возможно, что наш любимый больной почувствует себя не лучше, а хуже...
— Хватит! Ничего подобного я не желаю слышать! Если больному станет хуже, Грациан тут же вскочит в седло и приедет за нами. И потом, Санлис совсем недалеко от Курси, Грациан будет приезжать к нам с вестями, — твердо объявил барон.
Он остыл и принял, наконец, непокорную Лоренцу в свои объятья, обратившись к ней совсем другим тоном:
— Лори! Поставьте себя на место Тома! На один короткий миг! Когда- он взглянул на себя в зеркало, он испугался. Не принуждайте его выдерживать в таком состоянии ваш взгляд! Даже в начале вашей семейной жизни он не считал себя слишком привлекательным для вас!
Слезы заблестели на глазах молодой женщины, и она прижалась головой к плечу своего умудренного жизнью свекра.
— Кажется, я поняла вас! Простите меня! Впредь я готова слушаться вас и во всем повиноваться!
Лоренца произнесла эти слова искренне, но как нелегко они дались ей! Узнать, что Тома так близко, и не иметь возможности поспешить к нему, ухаживать за ним, окружить своей нежностью, день за днем воскрешая их счастливую любовь. Ее жизнь могла бы вновь наполниться счастьем, но она дала обещание и теперь должна была только ждать новостей. Первые не были слишком уж ободряющими. Даже крепкое здоровье Тома пошатнулось из-за тяжких испытаний. Однако теперь, благодаря заботам о нем, кажется, можно было не опасаться самого страшного исхода.
Новости приходили каждые три дня. Барон готов был мчаться к Тома чуть ли не каждое утро, но его удерживала мысль, что никто не должен знать о том, что его сын жив. Пребывание Тома у доктора Шансе-лье должно было оставаться тайной, и поэтому только Грациан мог привозить в Курси новости о молодом хозяине. Кто обратит внимание на слугу? К тому же в случае опасности Грациан знал, как повести себя, чтобы не выдать своего молодого хозяина.
Но объяснить все эти непростые вещи женщинам, в особенности Лоренце, оказалось невозможным. Стоило Грациану появиться, на него обрушивалась такая лавина вопросов, что барон в конце концов стал уводить паренька к себе в библиотеку, чтобы тот мог посидеть в покое и немного отдышаться, прежде чем пуститься в обратный путь. Но вот пришел день, когда скромный Грациан выступил в роли провидения, привезя письмо от доктора Шанселье, в котором тот сообщал, что наконец выяснил, где находится корень зла, и теперь лечение приносит великолепные результаты. Все обитатели замка заплакали от радости.