Чарльз стоял около кровати и потягивался. Элейн залюбовалась силой и игрой мускулов.
— Красивый здесь именно ты, — прошептала она.
Он повернулся. Улыбка осветила сильно загоревшие черты его лица.
— Ну спасибо, миледи, хотя возьму на себя смелость не согласиться. Я пытался не разбудить тебя. Возвращайся спать. — Синие глаза озорно сверкнули. — У тебя была трудная ночь.
Элейн покачала головой. Волосы заскользили из стороны в сторону по шелковой наволочке. Она не хотела спать. Картины черной сожженной плоти и проповеди Мэтью наводняли ее сны.
— Тогда давай вместе примем ванну и позавтракаем. Позже мы можем поехать посмотреть, как идет ремонт в домах арендаторов.
Вдвоем, подальше от угроз миссис Боули! Элейн хотела было поддаться сиюминутному порыву радости, однако схватила покрывало. Для застенчивости немного поздновато, однако в холодных лучах утра было унизительно осознавать свои маленькие недостатки — небритые ноги и безудержные реакции. Чарльз наклонился и поднял длинную шелковую ночную рубашку с пола. Элейн с благодарностью приняла ее, изгибаясь и ерзая под шелковым покрывалом. Когда она начала падать с кровати, то взвизгнула от возмущения.
Чарльз поймал Элейн, прежде чем та скатилась на пол, задницей вперед, в лавине шелка. Он слегка поцеловал ее в губы, один из трех marmas, как теперь она знала.
— Не стоит бороться за то, что я сам охотно отдам, — пробормотал он.
Элейн попыталась отпрянуть, но Чарльз просто притянул ее поближе. Поцелуй углубился, вовлекая губы и язык. Она позабыла о таких несущественных вещах, как небритые ноги, погружаясь в пучину одной из своих безудержных реакций.
Чарльз ласкал ее женскую сущность; подушечки кончиков пальцев были шершавы в противовес ее гладкой, упругой плоти. Следующий миг принес резкий хлопок — жалящее приложение этой теплой, мозолистой руки пришлось поперек упругой кожи ее обнаженных ягодиц.
Элейн взвизгнула и отскочила, освобождаясь. Чарльз засмеялся. Она обернула длинную шелковую ночную рубашку вокруг тела и прошла на негнущихся ногах к соединяющей двери. Губка чувствовалась… там, теперь, когда Элейн обрела свободу передвижения, если так можно выразиться.
Он дошел до двери раньше Элейн и небрежно прислонился к ней во всем своем обнаженном великолепии.
— Куда направляешься?
Она отвела глаза. Не было ни одной частички, о которой он бы не знал в ее теле, ни одной частички, которую она не знала бы у него. Тогда почему же, стоит ему лишь прикоснуться к ней, и она вспыхивает огнем, тогда как он всегда кажется спокойным и контролирующим себя?
— Принять ванну.
Его глаза сверкнули.
— Замечательно. Я как раз сам собирался принять ванну. Ты не присоединишься ко мне?
Элейн бросила выразительный взгляд в угол комнаты. Она прекрасно знала, что Фриц не носил наверх воду для ванной. Над позолоченной японской ширмой не вился пар.
— Вижу, миледи нужно убедить.
Он аккуратно сдернул длинную шелковую ночную рубашку с ее тела. Комната наклонилась и повернулась. Элейн задохнулась, когда посмотрела вокруг с другой точки зрения — находясь высоко на руках лорда. Она ощущала тяжелый шлейф своих волос, маятником колеблющихся взад и вперед.
— Нет, нет, прекрасная леди, меня это не затруднит, даже если ты станешь весить больше, чем моя лошадь.
Это было подлым. Приуменьшением. Без сомнения, именно так он бы и подумал о ее теле двадцатого столетия.
Чарльз мягко опустил Элейн на ноги позади японской ширмы. Ванны там не оказалось. Она уставилась на дверь, которую скрывала ширма. Мышцы шеи напряглись, чтобы помешать ему поднять ее подбородок.
— Эй, я только дразнился. Ты легкая, как перышко. Я мог бы носить тебя весь день. Я буду носить тебя весь день. Мы оставим лошадей в конюшнях. Я даже впрягусь в седло и уздечку, пойдет?
Интересная мысль. Ехать на нем верхом. В голове всплыла недавняя иллюстрация: прекрасная индийская дева, восседающая на темнокожем индийце.
Теплые губы слегка нажали на ее губы. Элейн отдернула голову. Заботливый взгляд на лице Чарльза быстро сменился недовольством.
— С конями не целуюсь, — надменно произнесла Элейн.
Юмор заискрился в синих глазах.
— У тебя общее с ними только скачки, да?
Он открыл скрытую до этого дверь.
— Пошли, ты, маленькая поклажа!
Глаза Элейн расширились. Она шагнула внутрь. У Чарльза была ванная. Настоящая ванная! С очень незначительными отличиями от аналога из двадцатого столетия. Белый фарфоровый туалет отличался от современного лишь в одном — бачок висел у потолка. Раковина была установлена на деревянной тумбе с зеркалом наверху. Ванна была очень большой. С затычкой. И сливом. У раковины тоже была пробка. И слив. У туалета была цепочка. И рулон туалетной бумаги. Огонь радостно пылал в маленьком камине напротив туалета. Пар поднимался от наполненной ванны.
Чарльз указал на унитаз, основа которого была сформирована в форме дельфина.
— Надо?
Элейн было нужно, но недостаточно сильно, чтобы воспользоваться этим прямо перед ним. Он не испытывал подобных приступов смущения.
Жар распространился по лицу, когда она наблюдала за его небольшими напряженными ягодицами, пока он стоял спиной к ней. Он поднял деревянное сидение. Всплеск воды о воду. Знакомо забулькало, когда он потянул за цепочку.
Он неторопливо склонился над раковиной и вымыл руки. Затем, открыл боковой ящичек шкафа, вынул зубную щетку и жестяную коробочку, похожую на те, в которых раньше продавался зубной порошок. Он высыпал немного белого порошка на ладонь, увлажнил зубную щетку и опустил влажные щетинки в порошок.
И продолжил энергично чистить зубы.
Зубной щеткой.
Элейн в течение прошлого месяца чистила зубы тряпочной мочалкой и мылом. Мало того, что у него была зубная щетка, у него была еще и ванная. С проточной водой и туалетом, более чем в двенадцати дюймах от земли.
Элейн молча пыхтела, разрываясь между смущением от того, что он воспользуется ванной прямо перед нею, и яростью из-за того, что у него была ванная. Все то время, когда она травилась мылом и корячилась над ночным горшком, не говоря уже о том, что от почтовой бумаги выступила сыпь, он…! И Кейти! Служанка проклинала разламывающийся позвоночник, таская воду вверх и вниз для ванны миледи.
Элейн поняла, что Чарльз наблюдает за ней в зеркало, ополаскивая рот со стаканом воды. Повернувшись, он улыбнулся. Холодные огоньки сияли в его глазах.
— Ты могла бы пользоваться со мной всем этим уже больше года, Морриган. Я не ожидал, что ты будешь жить в своей спальне.
