А потом боль вдруг прекратилась.
Молли не поняла, как и почему это произошло. Только радовалась наступившему вдруг блаженному покою.
Потом реальность стала постепенно проникать в ее сознание. Почему у нее больше нигде не болит? Схватки, что ли, прекратились? Или ей дали какой-то сильный обезболивающий препарат?
И что с ее ребенком?
– Прошу вас… сделайте так, чтобы с моим ребеночком все было хорошо…
Молли услышала, как кто-то заплакал, и секундой позже поняла, что это плачет она сама.
«Джей, почему ты умер и оставил меня с этим жестоким миром один на один?»
– Молли… – Низкий голос, прерывающийся от волнения. Кто это? Джей? Нет, не он…
На ее холодную руку легла чья-то теплая ладонь. Кто-то ласково погладил ее по голове и отвел влажные от пота волосы у нее со лба.
Молли открыла глаза, но слезы застилали ей взор, и она ничего не увидела.
– Как там мой ребенок? – произнесла она дрожащими губами.
– Молли, я… – Мужской голос прервался, но потом зазвучал снова: – Мне очень жаль, что так случилось. Очень жаль…
Потом послышались рыдания. Глухие, сдавленные мужские рыдания.
Кто это рыдает у ее изголовья? У кого так же, как у нее, разрывается от боли сердце?
Ей захотелось утешить этого неизвестного человека, который чувствовал чужую боль, как свою собственную. Она попыталась озвучить свои мысли, но они ускользали. Тогда она попыталась пожать ему руку, но ей не хватило сил.
Молли несколько раз мигнула, пытаясь прогнать с глаз застилавшие их слезы. Должна же она увидеть своего доброго ангела?
Она увидела… Остина. Но человека-ангела рядом с ней уже не было.
– Тебе дали сильное снотворное, – сказал Остин. – Сейчас ты крепко уснешь.
– Спать… – прошептала она. – Спать – это хорошо… Но мой ребенок… Что с ним?
Остин издал сдавленный рыдающий звук. Точь-в-точь такой, как у человека, который сидел раньше у ее изголовья.
«Бедный Остин, – отрешенно подумала она. – Ему-то что за дело до всего этого? Почему он должен из-за меня страдать?» Не надо было ему на ней жениться. Нашел бы себе хорошую девушку, которая бы его любила и ждала ребенка от него, а не от какого-то незнакомого парня…
Снотворное начало действовать.
– Прости меня, – непослушными губами прошептала Молли. – Похоже, я испортила тебе жизнь…
– Глупости. Ничего ты мне не испортила.
Она куда-то уплывала, едва заметно покачиваясь на волнах… Казалось, она лежала на надувном плотике посреди огромного водного пространства, и течение уносило ее все дальше и дальше. Может, это был океан? Вода уж больно соленая…
– Ты – вся моя жизнь, – сказал у нее над ухом мужской голос.
Как, интересно знать, в ее сон проник Остин? Она попыталась обдумать этот вопрос, но мысли путались, и у нее ничего не получилось. И потом – думать о чем-либо было уже слишком поздно: ее уносил океан. Этот океан только на первый взгляд казался мирным и ласковым. Под его сверкающей голубой поверхностью таились глубочайшие бездны… там было очень темно. Ни малейшего проблеска света…
Плотик, на котором она плыла, стал погружаться в бездонные океанские глубины.
– Приехали, мадам.
Молли вздрогнула, открыла глаза и поняла, что их машина стоит.
Прямо перед ее глазами толпы людей входили в огромное здание аэропорта и выходили из него.
«Ты – вся моя жизнь».
Неужели Остин это сказал? Или ей только пригрезилось?
Молли относилась к числу тех людей, которые чувствуют себя комфортно, когда знают, что в них нуждаются. А вот Остин никогда в ней не нуждался. Так, во всяком случае, она раньше думала.
– Счетчик-то тикает, – напомнил ей водитель. – Да и желающих взять такси полно.
«Ты – вся моя жизнь».
Неужели скорбь ослепила ее до такой степени, что она совершенно перестала замечать своего мужа?
Этого она не знала.
Зато она знала другое: во Флориду она не полетит. Сейчас, по крайней мере. Ей необходимо узнать правду.
– Я кое-что забыла, – сказала она, наклоняясь к шоферу. – Придется вернуться.
Водитель тяжело вздохнул, вывел машину со стоянки и покатил в обратном направлении.
Сколько раз Молли думала о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы Джей не погиб.
Ее жизнь сложилась бы просто идеально. Иначе и быть не могло.
Или все-таки могло? Вообще-то ничего идеального на свете не бывает. В жизни человека всегда что-то случается, и далеко не всегда одно только хорошее.
«Я не мог целовать тебя так, как целовал тебя Джей. Не мог сжимать тебя в объятиях, как это делал он», – вдруг всплыли в ее памяти слова Остина.
Остин сидел на кровати в супружеской спальне и вдыхал аромат розы, которую Молли вставила в петельку его рубашки. И почему он не попросил ее остаться? Почему не сказал, что любит ее и будет любить вечно?
Всему виной его гордыня.
И страх.
Боязнь того, что она может отвергнуть его чувство.
Но больше всего он сожалел о том, что не извинился перед ней за все те жестокие, насмешливые слова, которые наговорил ей за годы их совместной жизни.
Говоря ей грубости и насмехаясь над ней, он все больше отталкивал ее от себя.
Уж такой Молли человек: больнее всего ее ранит грубое, жестокое, насмешливое слово.
«Интересно, как сложилась бы их жизнь, если бы они познакомились в другое время и при других, более благоприятных обстоятельствах?» – задался вопросом Остин и тут же решил, что думать об этом нет никакого смысла. Слишком поздно.
– Остин?
Он вздрогнул от неожиданности.
Молли!
Он не слышал, как она вернулась. Но зачем она это сделала? Чего она хочет? Ему, Остину, не выдержать повторной процедуры прощания. Сколько можно уходить и возвращаться? Да от такого кто угодно с ума сойдет!
Остин потер кулаками глаза и громко зевнул: надеялся, что Молли подумает, будто он спал.
– В чем дело? Почему ты вернулась?
– Хотела кое о чем с тобой поговорить.
Остин так и не повернул к ней головы. Сидел на кровати и смотрел в окно. С того места, где он находился, было видно, как по голубому небу плыли белые облака.
– Я же сказал: о птицах я позабочусь, не беспокойся.
– Ты когда-нибудь мне говорил, что я – вся твоя жизнь?
Остин с минуту сидел молча.
– Нет, – наконец сказал он.
Слева от Остина на столике стояли часы. Их тиканье казалось ему колокольным набатом.
«Уходи, Молли. Забирай то, зачем приехала, и уходи», – сжав зубы, отдал мысленную команду жене Остин.
– Хорошо, ты этого не говорил… Но ты хотя бы плакал?
Он? Плакал? Да он в жизни никогда не плакал – даже час назад, когда Молли от него уезжала. Мужчины не плачут. Так говорил ему его отец.
– А когда у меня был выкидыш?
