Морган никогда не подозревал, что будет скучать по звукам проклятой гармоники, но он скучал. Лори иногда напевала, но почти всегда только для Мэгги, — казалось, она забыла трогательные мелодии, излюбленные ею и Ником и поразившие сердце техасца. Ему хотелось поговорить с Ником, попытаться убедить его, что возвращение в Техас наилучший выход, но каждый раз, когда он приближался к нему, лицо Ника каменело, как будто Брэден полностью изолировал себя от окружающего мира. Морган понимал его, он и сам проделывал это много раз.
Да и что он скажет? Я попробую доказать твою невиновность, но не отпущу тебя. Он уже говорил это и знал, что слова эти лишены для Брэдена смысла. Ник не верил ему и, наверное, никогда не поверит. С другой стороны, Моргану казалось странным, что сам он доверял Брэдену, — по сути, он доказал это сегодня днем.
Морган не мог и признаться, что полюбил Лори: слишком долго он был одинок и не привык бросаться своими чувствами. Он не знал, как выразить их, не выставляя себя при этом глупцом. Он мог лишь держать их при себе, зная, что ему не верит женщина, в доверии которой он нуждался, и парень, уважение к которому росло в нем не по дням, а по часам. Поэтому он прибегнул к стоицизму, которым и жил столь долго, — ожидая малого, ничего не прося и все более уходя в себя, чтобы справиться с непрошеной болью.
На третий день самочувствие Ника улучшилось настолько, что можно было ехать, и Морган решил предпринять еще одну, последнюю, попытку объясниться с Ником. Видит Бог, он не хотел больше пользоваться железом и не хотел, чтобы Ник спровоцировал это, но боялся, что у него не останется выбора. В это утро оба они после завтрака побрились, и Морган, не удержавшись, вновь сравнил их лица. Теперь лицо Ника напоминало его собственное еще больше, потому что морщинки на нем за последние дни углубились. Ник искоса поглядывал, как рейнджер собирал свой бритвенный прибор, прежде чем спросить у пленника, подумал ли он над его словами насчет добровольного возвращения в Техас.
— Нет, — равнодушно бросил Ник, и губы Моргана затвердели. Они скрестили взгляды, как клинки.
— Могу я рассчитывать на твое слово, что ты не попытаешься сбежать?
— Нет, — снова бросил Ник.
— Черт тебя побери, Брэден, почему ты так усложняешь дело? Особенно для себя?
Ник пожал плечами:
— Я не собираюсь облегчать его для тебя ни ради себя, ни ради Лори.
— Ну тогда протяни руки, — коротко приказал Морган, снимая пару наручников с пояса. Ник посмотрел на него с отвращением, но выполнил приказ.
Морган запер на нем манжеты и махнул в сторону уже оседланных им лошадей.
— Возьми мою, — сказал он. — Миссис Эндрюс возьмет твою, а я — ее жеребца. На этот раз дай мне знать, когда тебе понадобится передышка. Я не хочу, чтобы ты снова истек кровью.
— Потому что это вынудит нас задержаться?
— Вот именно, — холодно подтвердил Морган. — Я больше не хочу никаких задержек.
Ник улыбнулся ему, но улыбка не была дружелюбной, и рейнджер, как ни странно, почувствовал облегчение при виде знакомого гнева в его глазах, как будто возвратилась частица его бунтарской души.
* * *
В начале дня Лори ехала родом с Бет. Морган не применил на этот раз второй комплект наручников, чтобы приковать Ника к седельной луке, но он опять связал поводья своей лошади с лошадью-лидером. Ник обескуражил всех, включая Бет и Лори, попытавшись заговорить с ним. Но когда они сделали в разгар дня короткую остановку, Мэгги, заворожившая Ника, упросила его взять ее к себе, и он посадил ее перед собой на седло и крепко держал малышку скованными руками.
Хотя Лори и надеялась на задержку, рана Ника не оправдала ее ожиданий. Впрочем несколько минувших дней были именно тем, в чем нуждался Ник. Теперь семья наверняка получила ее послание из Джорджтауна. Для Лори важно было достичь Пуэбло раньше Моргана и убедиться, что принятый план действий не причинит беды ни одному из парней. Мысль о смерти Моргана была ей невыносима. Энди не испытывал бы особых угрызений совести, да и отец и даже Дэниэл, если бы полагал, что Нику грозит опасность.
Она тоже не желала беспокоиться о рейнджере. Она хотела ненавидеть его за то, что вынуждена была дать ему слово, и за вновь надетые на Ника наручники, но не могла, тем более после той ночи. Лори знала о его искреннем желании помочь, но полагала, что его намерения не принесут добра. Он просто-напросто верил в то, чему не доверяла она: в правосудие, в закон, в свою способность выступить против богатого и влиятельного человека вроде Уордлоу. Девушка боялась, что упрямство рейнджера может лишь помочь «правосудию» расправиться с Ником.
Однако она дала слово, хотя и считала его временным. Ей придется аннулировать его еще до Пуэбло и честно предупредить его, пусть попытается остановить ее, если у него хватит на это духу. Иногда она считала его и вовсе бессердечным, но он тут же путал все карты — то разрешал взять с собой Каролину, то снимал комнату в гостинице в Джорджтауне, чтобы ей было удобнее, то решался на выстрел, чтобы накормить мясом Ника.
Каждый раз, когда он дарил ей свою робкую и лукавую улыбку, а она вспоминала его нежность и медовую сладость его прикосновений, у нее появлялась очередная трещинка в сердце. Она знала, что он делил с ней частицу того же чудесного восторга, и теперь, глядя на его прямую фигуру, всем своим видом говорящую о неумолимости, Лори страдала за них обоих. Смотреть в его глаза последние дни было для нее адской мукой, потому что они потеряли теплоту и снова стали ледяными и подозрительными, после того как она отказалась от его помощи.
Лори наклонилась и провела рукой по шее Клементины, борясь с комком в горле, что мешал ей уже два дня, и так будет, как она опасалась, еще очень долго…
* * *
Ник переменил положение рук вокруг Мэгги, чтобы немного отстранить ее от раны, которая все еще болела. Малышка то и дело клевала носом и падала ему на грудь. Господи, как он ненавидел проклятые манжеты. Правда, он свободен от седельной луки, и это уже неплохо, потому что он может обнимать ребенка. Впрочем, железо постоянно напоминало ему о его положении.
Последние дни он пытался быть грубым с Бет, надеясь, что это отпугнет ее. Что касается неприязни — у него ее в избытке, но вся она направлена на Моргана Дэвиса, а вовсе не на Бетти. Он понимал, что с ним происходит нечто, чего не случалось прежде. Он влюбился и отчаянно боялся, что то же самое произойдет и с Бет Эндрюс. Ник ощущал это во взглядах, украдкой бросаемых на него, в нежном, но властном прикосновении, блеске глаз, которые она не отводила, встречаясь с ним глазами, обмениваясь древним как мир знанием.
