— Ну, понятно, сестрица, тебе бы все по Воронову сокрушаться!
— Лиза, перестань! Я видела, как ты смотрела на Станислава Федоровича, и тебя не очень смутило, что он старше тебя и вдобавок без глаза!
— Отчего же без глаза?! — оскорбилась старшая сестрица. — Глаз — на месте, там, где и должен быть! Просто поврежден!
— Вот! — воскликнула Соня. — Как ты его защищаешь! А не влюбилась ли ты, дорогая сестра?
Лиза вспыхнула, как алая роза, но тотчас огрызнулась:
— А сама-то! Постоянно только и думаешь о Сергее!
— Лиза, прекрати! Мое дело, о ком думать!
Неизвестно, чем бы закончилась девичья перепалка, если бы в гостиную не вошла горничная:
— Елизавета Николаевна, к вам господин Нижегородский пожаловали-с!
Лиза опять покраснела.
— Ах, я — в домашнем платье! Что же делать? Соня отвлеки его, я переоденусь! — воскликнула Лиза. Ее как ветром сдуло из комнаты.
— Хорошо, я его встречу, — ответила Соня ей вслед.
В гостиную вошел господин Нижегородский, статный и по-военному подтянутый. Соня приветливо улыбнулась, подумав, что, пожалуй, Станислав Федорович — весьма интересный мужчина, и черная повязка, скрывающая глаз, придает ему налет некой загадочности и пикантности.
Гость поцеловал Сонечке руку.
— Ах, Софья Николаевна! Как я рад вас видеть! Увы, не мог вырваться навестить вас — служба, знаете ли!
— Я тоже рада вас видеть, Станислав Федорович!
Гость несколько замялся.
— А где же Елизавета Николаевна? Ее нет дома?
— Ах, что вы! Лиза дома, она сейчас спуститься и…
Не успела Соня закончить фразу, как на лестнице, идущей со второго этажа, показалась Лиза в новом шерстяном темно-зеленом платье с клетчатым лифом и манжетами в тон юбки.
Господин Нижегородский буквально расплылся в улыбке.
— Елизавета Николаевна! — только и смог произнести и приложился к ее ручке.
Лиза села на диван рядом с сестрой, жестом пригласив гостя разместиться в кресле напротив.
— Как нынче на улице? Морозно? — поинтересовалась Лиза для поддержания разговора.
— Да, пробирает до костей, несмотря на теплую шинель, — посетовал гость.
— А мне нравится мороз, — заметила Соня. — Дышится легко и бодрит. Пойду-ка я прогуляюсь по саду…
Лиза одарила сестру благодарным взглядом. Она так хотела остаться со Станиславом наедине!
Соня зашнуровала теплые меховые ботиночки, на голову накинула шерстяную шаль, надела шубу и вышла в сад. Вдохнув морозный воздух полной грудью, она направилась по центральной аллее прямо к статуе Венеры.
За ночь снег изрядно запорошил богиню любви: на ее голове красовался огромный снежный ком, на плечах тоже лежали хлопья снега…
— Софья Николаевна!
Соня обернулась и… увидела того самого богатого барона Унгера.
— Барон, это вы?! — удивилась девушка.
— Да, сударыня… Желание видеть вас было настолько велико, что на балу я получил разрешение вашего почтенного батюшки посещать ваш дом.
— Но помилуйте, барон, мы с вами почти не общались! — воскликнула удивленная Соня.
— Это можно легко исправить. Я здесь затем, чтобы развлечь вас… Любите ли вы стихи? Наверняка любите, все барышни вашего возраста увлекаются любовной лирикой! — тараторил барон, не давая Соне опомниться и вставить в нескончаемый поток его речи хоть слово. — Вот, например, незабвенный Франческо Петрарка…
Барон принял театральную позу и начал декламировать сонет Петрарки нараспев:
О вашей красоте в стихах молчу
И, чувствуя глубокое смущенье,
Хочу исправить это упущенье
И к первой встрече памятью лечу.
Но вижу — бремя мне не по плечу,
Тут не поможет все мое уменье,
И знают, что бессильно вдохновенье,
И я его напрасно горячу.
Не раз преисполнялся я отваги.
Но звуки из груди не вырывались.
Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь?
Не раз перо я подносил к бумаге,
Но и рука, и разум мой сдавались
На первом слове. И опять сдались note 2.
Барон смолк, не отрывая взгляда от девушки, наслаждаясь произведенным на нее впечатлением. Что и говорить, Соня пребывала в крайнем удивлении: никто никогда не читал ей стихи, тем более о любви… Девушка ощутила, как волны чувств, доселе неизвестных, захлестнули ее и поглотили целиком. Она с трудом улыбнулась.
— Прекрасные стихи, барон… Но насколько мне известно, Петрарка так и не завоевал сердце своей любимой Лауры, предаваясь лишь вздохам и поверяя свою тайную страсть бумаге.
— Вы совершенно правы, Софья Николаевна.
— Я же не нуждаюсь в подобном поклонении. Холодно… — Она поежилась. — Идемте лучше выпьем горячего чаю. — Соня улыбнулась и пошла к дому.
Обернувшись, она посмотрела на Венеру: неужели барон Унгер и есть тот самый суженый, появившийся в зеркале? И вроде бы все сходится: повязка на глазу…
В доме Бироевых было тепло: камин в гостиной ярко горел, огонь быстро поглощал сухие поленья. Сестры сели за стол, на котором стоял самовар и множество сладостей; одноглазые кавалеры расположились напротив…
Остаток дня они провели в дружной компании, господин Нижегородский рассказывал об экспедициях, в которых побывал; барон фон Унгер прекрасно декламировал стихи. Девушек очаровали их кавалеры, у Сони даже появилось чувство, что барон ей нравится… Но…
* * *
Соня легла спать довольно поздно, она постоянно крутила в руках гранатовый перстень, давний подарок Сергея Воронова. Ее одолевали противоречивые чувства: бесспорно, душа тянулась к Сергею, но, увы, барон Унгер также будоражил ее девичье воображение… Да и потом — гадание! Ведь это судьба! Или нет?
Соня не знала, что делать, да и Сергей не навещал ее. Почему? И весточки не присылал. Может быть, он увлекся другой девушкой? Да вообще, почему она возомнила, что Воронову нравится именно она? Сомнения и думы одолевали Соню и, наконец, она заснула. Ей приснился страшный сон. Будто все трое: барон Унгер, капитан Нижегородский и Сергей, тоже с черной повязкой на глазу, пытались изловить ее и отвести к венцу. Несчастная вырвалась от Унгера и бросилась бежать. Но не тут-то было: ее настиг господин Нижегородский. Она снова вырвалась и снова бежала куда глаза глядят… В конце концов она упала в объятия мужчины, подняла глаза и всмотрелась в лицо своего спасителя. Им оказался неизвестный смуглый мужчина весьма приятной наружности, только вместо повязки на глазу у него красовался под глазом огромный синяк.
