По лицу Нилла было видно, что он готов это оспорить, но парню хватило ума придержать язык.
Глава клана поспешил разрядить сгущающуюся напряженность:
— Вот уж не думал, что Аргайлл сочтет горские игры заслуживающими внимания своего самого доверенного ка… кхе… — Он поперхнулся и закашлялся. — Капитана.
Джейми насмешливо поднял бровь, отлично зная, что тот собирался сказать. Каратель — далеко не худшее из прозвищ, которыми его награждали.
— Мой кузен живо интересуется всем, что происходит в Аргайлле и Бьюте, — многозначительно произнес он. Затем, проведя пальцем по надписи, выгравированной на кубке, добавил: — Но сейчас дело касается и вашей дочери.
Все трое ощетинились. Похоже было, что они готовы схватиться за мечи. Старший Ламонт опомнился первым. Взгляд его стал жестким.
— Что вам за дело до моей дочери?
— Я решил сам проверить, правду ли говорят.
Ламонт долго смотрел на него изучающим взглядом. Джейми понял, что он пытается осмыслить возможные перспективы. Ламонт был достаточно прозорливым человеком, и хотя скорее всего ему претила такая мысль, он, безусловно, понимал, что союз с Кемпбеллами — в особенности с кузеном самого могущественного представителя клана — нельзя отвергнуть сгоряча.
— Она серьезно вас интересует? — спросил вождь клана с поразительным спокойствием, хотя по побелевшим костяшкам пальцев, сжимавших кубок, Джейми заключил, что он еле сдерживается.
— Возможно. — Кемпбелл уклончиво пожал плечами, довольный, что его уловка сработала. Ламонты отнеслись к нему с недоверием, подозревая об истинной цели его приезда. Теперь же они еще и обеспокоены, и часть их внимания будет отвлекаться на Катрину.
К полудню Катрине удалось восстановить первоначальный вид своего наряда, чего нельзя было сказать о прежнем безмятежно-веселом настроении. Ей хотелось как можно скорее выбросить из головы происшествие в лесу, но воспоминание о том поцелуе, похоже, прочно запечатлелось в ее сознании, возбуждая непонятное волнение.
Катрина поспешно сбежала по лестнице, направляясь в большой зал. Звуки шумного веселья подтверждали, что она здорово опоздала. Отец наверняка рассердился. Несомненно, он истолкует ее позднее появление как еще одну попытку уклониться от выполнения своего долга.
Разве это справедливо? Ее выставляли напоказ перед стаей голодных стервятников, а ее двум братьям — двум ее старшим братьям — позволяли делать все, что им заблагорассудится. Малькольм почти на пять лет старше ее, а до сих пор еще не женат.
Катрина понимала, что отец желает ей добра и считает, что, торопя дочь с замужеством, действует ей во благо. Он опасался, что ей скоро надоест проводить дни в заботах о нем и братьях и она в конечном итоге устанет от такой жизни, затаив в душе негодование и обиду. Его беспокоило, что они слишком опекают ее, ограждают от внешнего мира. Катрина никогда не покидала пределов Бьюта, за исключением визитов к своему дяде, Ламонту из Товарда. Но отец ошибался. На самом деле Катрине совсем не хотелось отправляться ко двору или куда бы то ни было еще. Здесь у нее было все, чего она желала.
Катрина горячо любила свою семью и не собиралась в ближайшее время покидать Аског. И уж конечно, не ради одного из этих невыносимых болванов, каждый вечер пожиравших ее глазами за обеденным столом, словно она была ценным призом, который необходимо завоевать. Или одного из тех заикающихся юнцов, которые распинались в вечной любви к ней уже через пять минут после знакомства. Нет, Катрина была вполне довольна своей жизнью. Уж она постарается, чтобы все оставалось по-прежнему, даже если придется отказывать каждому мужчине в Шотландском нагорье.
Однако на этот раз Катрина задержалась не потому, что пыталась оттянуть встречу с поклонниками. Просто ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы найти кого-нибудь, кто помог бы ей облачиться в парадное платье во второй раз за день.
Перед дверью в большой зал Катрина остановилась, чтобы отдышаться, и осторожно заглянула внутрь. Огромная сводчатая комната была до отказа заполнена красочно одетыми — каждый в свои цвета — представителями различных кланов, бурно отмечавшими открытие игр обильным количеством лучшего эля Ламонта. Хотя солнце ярко светило сквозь четыре широких окна, слабое дневное тепло в конце запоздалой весны не могло обогреть помещение, промерзшее за необычно долгую и суровую зиму. Катрина ощутила запах горящего торфа, распространявшийся от огромного очага, расположенного позади помоста.
Она сразу же отыскала взглядом отца, пытаясь определить его настроение. Он в роскошном шелковом камзоле восседал за главным столом и выглядел великолепно. Катрина не могла издали разглядеть его тарелку, но понадеялась, что отец последовал совету лекаря и воздержался от жирной французской пищи, к которой его много лет назад приохотила ее мать. Последнее время он испытывал боли в груди, и дочь за него волновалась.
Она уже собралась войти, когда ощутила, что за спиной кто-то стоит.
— По-моему, ты забыла свою корону.
Катрина обернулась и встретила взгляд искрящихся смехом синих глаз своего брата Нилла. Давно привыкшая к поддразниваниям брата, она вздернула подбородок, приняв туповато-надменный вид.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Тот, окинув оценивающим взглядом ее платье, тихонько присвистнул.
— Бог мой, ну ты и вырядилась! Можно подумать, направляешься в Уайтхолл покрасоваться перед проклятыми англичанами. — Он сокрушенно покачал головой. — Но поостерегись. Королева Анна не потерпит соперницу.
— О, замолчи, Нилл! — сказала Катрина, по-сестрински ткнув его кулаком в бок.
Он рассмеялся и, схватив ее в объятия, приподнял и закружил на месте.
— Ах, Катрина, сестренка, до чего же ты хороша! Просто сердце радуется.
Она захихикала.
— Отпусти меня, несносный чурбан!
— Несносный чурбан? — переспросил он и снова закружил ее.
— Нилл?
— Да, киска?
— У меня что-нибудь не так с носом?
Нахмурив брови, он вгляделся в ее лицо.
— Почему ты спросила?
Она слегка отвернулась, пытаясь скрыть румянец, вспыхнувший на щеках.
— Мне показалось, что он немного кривоват.
Нилл ухмыльнулся.
— А что, не должен?
Заметив смех в его глазах, Катрина снова ткнула его.
— Негодник!
Он зажал пальцами ее нос и слегка покачал из стороны в сторону.
— С твоим носом все в порядке. Ну ладно, — сказал он, заглянув в зал. — Чье несчастное сердце будет подано к обеду сегодня? — Он указал на миловидного молодого человека, сидевшего возле двери. — Вот этого молодого Макдоналда или, может быть, Грэхема? — Палец Нилла медленно двинулся вдоль комнаты. — Или, может, это будет Мюррей?
