Николаса больно задело злое и в корне несправедливое перечисление его недостатков, но он этого не показал.
– Разумеется, делайте то, что велит вам понятие чести, – произнес он самым дружелюбным тоном, – но теперь, раз уж перчатка брошена, позвольте и мне сказать, что ваша миссия будет вовсе не такой успешной, как вам кажется.
– Нет?
– Нет. Вы полагаете, что я последую принятым в обществе ритуалам, но таких намерений у меня нет.
– Что вы имеете в виду?
– Я вовсе не собираюсь ухаживать, как полагается. Собственно, – добавил маркиз и заулыбался еще шире, наслаждаясь ее удивленным выражением лица, – думаю, я буду делать это совсем неподобающим образом. – Он подмигнул. – Так гораздо веселее.
– О, вы просто дьявол, – выдохнула Белинда, сжимая кулаки и с трудом сдерживая ярость. – Испорченный распутник с черным сердцем.
– Нет смысла отрицать, – пожал плечами Николас. – Многие пришли к такому же выводу о моем характере давным-давно, включая, похоже, и вас.
– И совершенно обоснованно, сэр!
Леди Федерстон ничего не знала ни об обстоятельствах, которые запятнали его репутацию, ни о причинах, по которым он позволил сплетням распространяться. И будь он проклят, если сейчас пустится в объяснения.
– Так или иначе, никакой разницы нет. Женщины любят распутников, мечтающих исправиться. В особенности если они умеют вызвать страсть. – Его взгляд упал на ее губы. – А взаимная привязанность, схожие умы и общие интересы пусть идут к черту.
С этими словами Николас повернулся и вышел, оставив чопорную и правильную леди Федерстон бормотать что-то гневное и брызгать слюной.
Когда десять лет назад Белинда приехала в Англию, виконтесса Монкрифф, бывшая мисс Нэнси Брекенридж из Нью-Йорка, была достаточно добра, чтобы помочь ей пережить первые несколько опасных и трудных лет в британском высшем обществе. Она же рассказала Белинде о трех самых главных заповедях истинной леди: никогда не показывать своего потрясения или удивления, никогда не поддаваться гневу и никогда не перечить мужчине до обеда.
Белинда, в те дни юная, замкнутая, ужасно неуверенная в себе, сразу же приняла эти советы близко к сердцу и никогда не испытывала затруднений в том, чтобы придерживаться их. Но сейчас, глядя на опустевший дверной проем, в котором исчез маркиз Трабридж, она подумала, что нарушила все три сразу с такой легкостью, будто разбила яйцо.
Не то чтобы Белинда об этом сожалела, потому что его обещание ухаживать за девушками неподобающим образом могло означать только одно: лорд намерен соблазнить девушку, скомпрометировать ее и так заставить выйти за него замуж. А подобное дает любой женщине, леди она или нет, повод впасть в ярость. И все же Белинда понимала: при таких обстоятельствах гнев не пойдет ей на пользу. Нужно мыслить ясно, просчитывать каждый шаг и найти способ остановить его.
«Женщины любят распутников». Его слова прозвучали у нее в голове, словно издевка, и Белинда со вздохом опустилась на кушетку. Трабридж абсолютно прав, и никто не знает этого лучше, чем она. Опыт – горький учитель.
Чарльз тоже был распутником, красивым, как грех, и обаятельным, как сам дьявол, с кровью более голубой, чем у любого потомка голландцев в Нью-Йорке, смотревших с презрением на мисс Белинду Гамильтон из Кливленда, штат Огайо.
Неделя скачек в Саратоге была одним из тех немногих мест, где девушка без аристократического происхождения, но при деньгах могла пообщаться с людьми более высокого положения в обществе. Но для девушки вроде Белинды подобные возможности ничего не значили, она была слишком застенчивой, чтобы воспользоваться ими.
Когда седьмой граф Федерстон, совершавший в то время турне по Соединенным Штатам, выделил ее из всех прочих и одарил своим вниманием на веранде отеля «Гранд Юнион» в Саратоге, ей потребовались пятнадцать минут, в течение которых говорил преимущественно он, чтобы влюбиться в него по уши.
Через шесть недель после знакомства, во время котильона, Чарльз отвел ее в темный угол сада, и его дерзкие манеры и чувственный поцелуй подарили ей самые головокружительные переживания в жизни. А когда он после их короткого, но страстного романа попросил Белинду стать графиней Федерстон и жить с ним в английском замке, то представил все это в виде романтической, волшебной сказки, и она приняла его предложение немедленно, даже не заметив, что о любви не было сказано ни слова.
Граф заверил ее отца, что его желание жениться никак не связано с материальным благополучием, и отец, никогда не думающий о возможных неприятных последствиях, поверил ему на слово. Что до самой Белинды, она была так юна и ослеплена Чарльзом, настолько очарована британской аристократией, которую он представлял, что убедила себя в том, как прекрасно будет быть его женой и графиней.
Ни Белинда, ни отец даже не догадывались, в каком ужасном состоянии находятся финансы Федерстона и какой у него распутный образ жизни, пока не стало слишком поздно. Только после свадьбы она узнала о четырех заложенных имениях мужа, двух любовницах и трехстах тысячах фунтов долга. Не имея другого выбора, как только уважать брачный договор, отец Белинды выплатил долги Федерстона и отдал ему остатки ее приданого, которое его зять с огромным удовольствием растратил.
К тому времени как Джеремая Гамильтон потерял свое состояние, деньги, полученные по брачному договору, уже закончились. Но еще до этого Чарльз окончательно стал собой, забыл о джентльменском поведении и супружеских обязанностях по отношению к своей юной жене из Америки. Кроме того, он ясно дал ей понять, что не намерен обеспечивать ее из своих доходов.
Брошенная на произвол судьбы, Белинда сумела направить свой гнев и разочарование в прибыльный источник дохода, но брачным посредником стала вовсе не из-за этого.
Охотники за приданым были бичом любой богатой наследницы, и Белинда старалась помочь юным леди сделать выбор более мудрый, чем сделала в свое время она. Это стало делом ее жизни. Леди Федерстон рассказывала американским матерям о характерах молодых британских джентльменов, советовала отцам, как правильно и надежно защитить деньги, и делала все возможное, чтобы знакомить желающих выйти замуж американских наследниц с теми британскими джентльменами, кто обладал характером добрым и нравственным, с теми, кто сможет обеспечить своим женам не только признание светского общества, но и семейное счастье. И она гордилась тем, что теперь любая американская девушка, решившая выйти замуж за британского лорда, твердо знала – первый свой визит по прибытии в Лондон необходимо нанести леди Федерстон на Беркли-стрит.
