— Сержант, вы ведете допрос, а не исповедь, — напомнила Изабэлла с некоторой долей раздражения и кокетства. — Вряд ли эти сплетни настолько касаются акций и приговора несчастного Ченцо.
— А сами вы не боитесь скандала, мадам?
Графиня очаровательно улыбнулась:
— Вы же знаете девиз светских людей: "Если о вас неделю не пишут в газетах или денёк не сплетничают, значит, вы перестали существовать".
— И всё-таки, согласитесь, слух о том, что ваш любовник прогорел на торговле фальшивыми акциями, пытаясь добыть деньги для ваших непомерных запросов, для платьев и драгоценностей, которые вы носите, — не из самых приятных.
— Мало ли что болтают, — совершенно не смутившись ответила Изабэлла и положив точеную руку на стол, поправила изумрудный перстень на пальце. — Например, про вас говорят, что сержант Лорье часто посещает бордель "Белый Фламинго"; что супруга вашего шефа, мадам де Ла Тромм — ваша любовница, и она всеми силами способствует вашей успешной карьере. Что из того?
Мишель Лорье пожелтел от злости:
— Клевета!!
— Вот и я всегда могу сказать то же самое о нашей связи с д`Аннунцио. Кроме того, женщина, учтите это сержант, почти всегда способна обернуть неприятные слухи и скандалы себе на пользу. Если она воистину женщина, о ней всегда идут сплетни.
7(3)
Вам известно наверняка, что я много играю и играю удачно. Положим, за зеленым столом я проигрываю не меньше, чем остальные, но выигрываю также немало. Никто и никогда не говорил, что я чья-нибудь содержанка. Я достаточно обеспечена, чтобы выбирать себе мужчин не по финансовому достоинству. А если ради того, чтобы сделать мне грандиозный подарок, мужчина способен преступить границу закона, то в этом я себя не виню…
— Да и его молва вряд ли осудит, — добавил сержант, признаваясь, что проиграл. — Вы правы, графиня. Я, как служитель закона, давно заметил, что ворованный бриллиант блестит никак не меньше добытого честно. Поэтому, женской красоте действительно безразлично, насколько дороже обходятся эти бриллианты мужчинам. Что ж, вы свободны, графиня.
— Это означает, что на сегодня ко мне больше вопросов нет, или что я могу ехать домой? — уточнила графиня Маркес.
— Нет, вы совершенно свободны.
— В таком случае, будьте любезны, прикажите вызвать карету и доставить меня к порогу гостиницы.
Скрипя зубами, сержант выполнил ее просьбу, не оставлявшую ни малейшей щели для отклонения, если учесть надменный тон, которым графиня сказала это.
Проводив взглядом "арендованную" Черной Изабэллой карету, перечитав еще раз протокол беседы, которую слово в слово записал сидящий за стеной ассистент, сержант сказал себе вслух:
— Да, Мишель, старуха была права: эта змея выскользнет из твоих рук и над тобой же первым будет смеяться. Но чем взять? Совершенно не за что зацепиться…
8. Жозе и Жозефина
Карета отвезла Изабэллу не домой, а в знакомое казино в Монте-Карло. Наглядно показав, что она жива и здорова, графиня усталым голосом заказала свой фирменный ход: тридцать на черное.
"Как всегда, Антонио", — сказала она. И тут же обменяв фишки на деньги, взяла себе лимонный коктейль и отослала мальчика-почтальона в гостиницу с сообщением для сестры.
Марчэлла приехала через двадцать минут. Сидя в собственном экипаже и глядя на море, сестры Маркес катались вдоль набережной и разговаривали. Ни радость, ни беспокойство сейчас не нужно было скрывать, и две женщины, сбросив светские маски просто беседовали как подруги и сёстры.
За время пока они не виделись, Марчэлла успела пережить обыск в их номере, бессонную ночь и полное неопределенности утро. Изабэлле явно повезло больше. И она всё подробно рассказала, шутя похваставшись банкетом и теплым приемом со стороны офицеров, устроенным ей в тюрьме, и совершенно серьезно сказала об опасности, которую для них представляет Лорье.
— Думаешь, он может разоблачить нас? Или уже всё знает? — обеспокоено спросила Марчэлла.
— Не всё. Но он понял главное: мы работаем, а не развлекаемся и работаем против империи Бонапартов. Этого вполне достаточно. Лорье не пожалеет труда, чтобы раскопать остальное.
— Но какие у него шансы?
— Он не сможет доказать ничего, если мы не попадемся с поличным.
— Пожалуй. А если старая сова Броммон меня опознает?
Изабэлла засмеялась:
— Твоя Мадам? Допустим. Но она никогда не подпишет ни одной полицейской бумажки и не станет выступать на суде. А слова — это только слова. Пусть Лорье знает — кто мы, так что? Это помогло ему удержать меня сегодня в тюрьме?
— Нет, слава Богу, — вздохнула Марчэлла. — Но надо быть осторожней. Ты добилась своего — теперь ты свободна, а Ченцо уедет в Венецию. Всё прошло гладко. Но, может, стоит подождать со спектаклем в Национальном Банке, пока не утихнут аплодисменты спектаклю на бирже?
— Нет, — твердо ответила Изабэлла. — Ждать нельзя. Надо думать. — Выглянув из окошка, графиня махнула кучеру: — Жак, мы едем в Тенао!
— К Артьенам? — спросила Марчэлла, когда карета уже катилась по берегу на восток, в сторону Тенао¢.
— Да. Надо посоветоваться с Жозе и, кроме того, я просто соскучилась.
Марчэлла положила голову сестре на плечо:
— Я тоже. Хочется хотя бы денек побыть со своими, не играя в вечные прятки. Я так устала прикидываться графиней и изображать наивную светскую дурочку.
— Я тебя так (!) понимаю, Элль, — ответила Изабэлла. — Я тоже устала. Сделаем выходной.
— Глоток воздуха перед очередным погружением на самое дно? — прокомментировала Марчэлла с усмешкой.
— Или пауза перед смертельным номером, как выражаешься ты, — парировала Изабэлла.
— "Антракт", как скажут Артьены, — примирительно сказала сестра, — Суть всё равно не меняется.
Действительно, как бы они не называли свою короткую передышку, сёстры Маркес ее заслужили. Но то, чем они собирались заняться сегодня, было только продолжением рабочего дня, длившегося круглосуточно и лишь условно разделенного на "вчера" и "завтра". На самом деле, у них полгода было сплошное "сегодня", менявшее только лица и освещение — ведь и солнцу надо когда-нибудь спать.
Карета свернула с набережной; проехав по улочке метров сто, снова свернула направо, к Тенао. Свернула во двор, объехала вокруг какого-то дома и остановилась.
Это здание только с черного хода походило на жилой дом, а со стороны улицы, у него "на лице было написано", что здесь расположен ресторан Пикарди, кафе "Ла Бэлла Венециана",* в котором, (как утверждала надпись у входа), готовят лучший турецкий кофе во всей Империи и театр-варьете "Колесо Фортуны". Над резным порталом театра красовался фанерный щит с ярким изображением женщины, балансирующей на катящемся колесе. Над входом висели гроздьями цветные фонарики. Вечером они зажгутся, заманивая посетителей на представление. На крыше дома расположено кафе, принадлежащее "Колесу Фортуны" и с таким же названием. Там — на открытой веранде стоят круглые столики, по вечерам играет оркестр, приходящий из варьете внизу, бывают танцы под звездами и в компании звезд "Колеса Фортуны".
Астрономический справочник с их именами занимал все стены по обе стороны от входа в театр и две пестрые афишные тумбы. Звездой первой величины в нем значилась Жозефина Артьен, чье имя, напечатанное большими красными буквами, бросалось в глаза вверху списков, внизу и даже перечеркивало афиши наискосок.
* “La Bella Veneziana” — “Венецианская красавица” или "Прекрасная венецианка" (итал.).
8(2)
Но всего этого великолепия и разнообразия вывесок сестры Маркес не видели, ибо, покинув карету, зашли в "Колесо Фортуны" с черного хода, прекрасно зная дорогу. А карета осталась их ждать, не привлекая ничьего внимания, будто стала невидимой. Ведь кареты с прикрытым гербом часто останавливаются во дворе варьете и не реже стоят у парадной лестницы. Не говоря уж о том, сколько их гостит здесь по вечерам, дожидаясь хозяев с вечернего представления, с танцев или с банкета на крыше.
