— Не может быть, чтобы лорд Роуэн был настолько плох, — попыталась утешить его Серина.
— Его светлость действительно плох, — возразил хозяин, — хотя, говорят, он потихоньку поправляется. Больше я ничего не знаю. Приятного аппетита. — Он поклонился и вышел.
Раф уткнулся в кружку с элем. Аппетит у него пропал. Ник с Сериной поглядывали друг на друга, переговариваясь на молчаливом языке — языке любви. Находиться с ними в одной комнате было невмоготу, особенно после всего, что он узнал. Раф отодвинул кресло и встал.
— Извините. Не обращайте на меня внимания. Я хочу немного пройтись. Мне нужно собраться с мыслями, прежде чем ехать в Роуэн-Холл.
— Мы все понимаем, Раф, — утешил его Ник. — Только помни, ты не одинок. Ты поддержал меня в прошлом, теперь моя очередь тебе помогать.
— Ты можешь рассчитывать и на меня тоже, — с теплой улыбкой произнесла Серина.
Боясь, что его подведет голос, Раф только кивнул, завернулся в шерстяной плащ и нахлобучил шляпу.
— Одна вещь для меня несомненна, — помолчав, проговорил он. — Мое прошлое так или иначе утянет меня на дно.
Андриа еле сдерживала рыдания. Она терпеть не могла демонстрировать свои эмоции на публике. Но с неожиданным появлением Рафа плотина, которую она возвела с таким трудом, пытаясь оградить себя от горя, рухнула. Теперь ничто не сдерживало ее чувств, и она боялась захлебнуться в бурном потоке. Сумеет ли она когда-нибудь снова загнать весь ужас воспоминаний туда, где ему надлежит быть, — в самые темные, потаенные уголки памяти?
Она закрыла глаза. Перед внутренним взором предстал мужчина, которого она когда-то безумно любила. Она ни за что не полюбит его снова. Он привиделся ей таким, каким она знала его прежде: высокий и гордый, со стальными мускулами, с волевым, серьезным лицом и с нахмуренными бровями. Бездонные темные глаза смотрели пытливо и вопрошающе. Андриа хорошо помнила его аристократические черты лица, чувственные губы, твердый подбородок, каждый шрамик на коже и каждую родинку на теле. Лишения сделали Рафа более зрелым. Он похудел, но та притягательная сила, которая сводила с ума местных красоток, теперь стала еще выразительнее, придавая его осанке надменность и величие. Однако былая неуемность сменилась несвойственной ему сдержанностью, а вместо презрения ко всему миру в глазах появилось затравленное выражение. За два года он сильно изменился. Несомненно, во всем виновата война.
Андриа тяжело вздохнула. Раф все еще сохранял над ней власть, будь он неладен!
— Никогда не думала, что доживу до этого дня, — посетовала леди Стоу. — Я глазам своим не поверила, когда его увидела! И такой спокойный, как будто ничего не произошло. Нет, как вам это нравится! Ничего не понимаю. У молодого человека что — нет сердца? — Экипаж с грохотом выехал на проселок. Пожилая леди прижала платок ко рту, стараясь сдержать рыдания. — Подумать только, — воскликнула она, вытирая слезы, — я ведь так его любила!
— Я еще могла бы примириться с его проступками, если бы… он погиб, — прошептала Андриа. — Но он жив. И приехал, чтобы снова сделать меня несчастной.
— Я ему не позволю! — свирепо вскричала леди Стоу. — Если бы его отца не хватил удар, он прогнал бы его прочь. Им с Рафом ни за что не ужиться. Этот негодяй причинил нам слишком много вреда, столько жизней покалечил! Если я не вмешаюсь, его попросту убьют. Ему не будет жизни в Роуэн-Гейте.
Андриа решительно произнесла:
— Я имею полное право на месть. — Вся горечь перенесенных обид обрушилась на нее, и ярость перехватила горло. — Раф заслуживает смерти за ту боль, которую всем причинил.
— Если он объявится в Стоухерсте, чтобы опять тебя мучить, я возьму мушкет Майлза и без колебаний всажу ему пулю в лоб. — Леди Стоу промокнула глаза и, отложив носовой платок, воинственно распрямила плечи. — Он, должно быть, поедет в Роуэн-Холл. Нужно срочно предупредить брата. Огастес будет в шоке, когда его увидит. Это может его убить.
— Боюсь, ему хватит дерзости посетить лорда Роуэна.
— Если у человека нет сердца, он не задумывается о своих поступках. Вполне возможно, что Раф поедет к отцу, чтобы дождаться его смерти. Тогда он станет лордом Роуэном и хозяином Роуэн-Холла.
Андриа прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с головной болью.
— Я совершила ошибку, вернувшись сюда, — заметила она. — Мне нужно возвратиться в Лондон.
— И позволить этому демону распоряжаться твоей жизнью? — рассердилась леди Стоу. — Нет, Андриа. Проблемы еще никогда не решались таким путем.
— Я вынуждена с вами согласиться. На этот раз я буду бороться. Я не позволю Рафу во второй раз искалечить мою жизнь.
Серина осталась с горничной в гостинице, а Раф с Ником отправились в Роуэн-Холл. Они поднялись на вершину горы, возвышающейся над деревней. Ветер трепал их одежду, колючие снежинки вонзались в лицо. Раф почти не чувствовал холода, поглощенный представшей перед ним картиной.
Далеко внизу, на холме за деревней, виднелся Роуэн-Холл. Огромный дом из серого камня сливался с серым гранитом горы, напоминая задник сцены. Орудийные башенки по углам и зубчатая стена придавали зданию вид неприступной крепости. По словам хозяина гостиницы, Роуэн-Холл был построен в четырнадцатом веке, а башни гораздо позже — всего сто лет назад. Угодья выглядели по-зимнему мрачно: на покрытой снегом земле темнели голые стволы деревьев.
— Негостеприимное местечко, верно? — произнес Ник. — Я не вижу смысла медлить. Спускаемся.
— Да. Может, сразу покончим со всем. Но я не рвусь встречаться с отцом.
— Встреча с тобой действительно может его расстроить. Я пойду первым и подготовлю почву. Ни к чему, чтобы его смерть оказалась на нашей совести. — Ник выехал на извилистую тропу, петляющую между скалами и зарослями вереска.
Раф поглубже надвинул шляпу и по крутому спуску последовал за своим другом. Лошади боязливо ступали по сыпучей гальке, но вскоре всадники выбрались на ровную дорогу и наконец — на длинную подъездную аллею. Она заканчивалась перед двустворчатыми деревянными воротами, украшенными искусной резьбой. По бокам от них вдоль стен тянулись ряды голого кустарника и засохших цветов, а сами стены были почти не видны из-за толстых виноградных лоз, устремившихся вверх.
Возле конюшен Раф заметил карету, но не придал этому значения и передал вожжи подбежавшему груму. Юноша украдкой взглянул на Рафа и вдруг побледнел:
— Боже, значит, это правда! Это вы, милорд!
Раф мрачно усмехнулся:
— Да, это я, а не привидение, во всяком случае, пока. Откуда ты узнал, что я вернулся?
