Пряник таял на языке, а девушка рассказывала дальше. Он уже ощущал ароматы кухни, где запах шалфея и тимьяна, которым приправляли жареного каплуна, съеденного в обед, перемешивался с запахом имбирного пряника. В ожидании лакомства девятилетний Чарльз хихикал и щекотал семилетнюю Люсину. Четырехлетняя Анжелика сидела, сцепив пухлые ручки, и не отрывала от матери глаз, сгорая от нетерпения. Лишь маленький Роджер, завернутый в пеленки, мирно дремал у Мэтью на коленях, посасывая палец.
Если бы можно было опять вернуться в те дни!..
– Вы кладете свой пряник на деревянную тарелку, – шептала она, стоя так близко, что ее дыхание щекотало его щеку. – И хотя пряник все еще очень горяч, вы откусываете большой кусок. Мама ругает вас за нетерпение, но вы-то знаете, что она волнуется, чтобы вы не обожглись.
Все было точно до мелочей. Мэтью всегда отличался нетерпением, ждать было для него пыткой. Словно наяву он увидел встревоженное лицо своей матери, почувствовал ее любовь и заботу. Все это ушло со временем, в старости она стала все забывать.
– Вы пытаетесь сказать, что все в порядке, и она выговаривает вам уже за то, что вы говорите с набитым ртом. Но ваша мать не сердится по-настоящему. Она целует вас в лоб так нежно, что вы чувствуете ее всеобъемлющую, безграничную любовь…
Мэтью услышал сдавленное рыдание и мгновенно открыл глаза.
Королева фей плакала. С густых ресниц, словно жемчужины, падали слезы. Внезапно он понял, что она восстанавливала в памяти не только его далекое прошлое, но и свое тоже.
Эта боль настолько перекликалась с его болью, что Мэтью захотелось немедленно обнять ее и утешить. Но он не привык утешать кого-либо, даже себя. Вместо этого он просто ободряюще сжал ее локоть.
Девушка всхлипнула и отвернулась, шаря рукой в кошельке в поисках платка. Это был удобный момент, чтобы предложить ей свой платок, а заодно выразить сочувствие, но Мэтью не мог двинуться. Раздираемый нахлынувшими противоречивыми чувствами, он просто молчал.
Неожиданно она сунула платок в кошелек и, не сказав ни слова, бросилась бежать со всех ног.
Совершенно сбитый с толку, Мэтью побежал было за ней, но она мгновенно исчезла в толпе. Проклятие, что же это происходит?
Мэтью часто не понимал людей. Сын ненавидел его. Братья обвиняли в суровости и необщительности. Сестры сердились, когда он не мог ответить нежностью на нежность. И вот теперь!.. Разозленный донельзя, он проталкивался через толпу, возмущение его росло. Он только что спас эту девицу от смертельной опасности, а она удрала, даже не назвав своего имени!
– Эй, что за спешка? – возмущенно спросил дородный мужчина, которому Мэтью наступил на ногу.
Хорошенькая, но чересчур ярко накрашенная женщина схватила Мэтью за руку, кокетливо надув накрашенные губки, но он вырвал руку. Он повернул на другую дорожку, по сторонам которой тоже стояли палатки торговцев, здесь людей было меньше. Трио жонглеров подбрасывало вверх луковицы в золотом свете костра. Клоун на ходулях захихикал и скорчил рожу Мэтью, пробегавшему мимо. Девушки нигде не было видно.
Не желая признаться, что упустил ее, Мэтью остановился в начале улицы и прислонился к столбу в полном отчаянии. Странно, чем он так расстроен? Просто незнакомка, сама не зная того, растравила боль его самой тяжкой утраты, а затем еще и напомнила, что он не способен понимать своего родного сына.
Немного отдышавшись, Мэтью поднял глаза и встретился взглядом со своим отражением в витрине. Смуглый призрак смотрел на него глазами, полными муки.
Мэтью и сам не ожидал, что ее уход так подействует на него. И дело тут было не в физическом влечении. Просто рядом с этой необычной девушкой он чувствовал себя не так одиноко. И не важно, что он не мог принять тепло ее души, что даже мысль о любви для него невозможна. Ему было тепло от одного ее присутствия.
Обреченно вздохнув, Мэтью повернулся и пошел назад. Через несколько шагов его взгляд упал на ярко-зеленое пятно, напоминавшее цветом ростки нарциссов, пробивающихся сквозь политую дождем землю. Но нарциссы не растут в августе.
Присмотревшись повнимательнее, он узнал зеленый шарф, который был на девушке. Она, должно быть, уронила его, убегая. Значит, она действительно пробегала здесь.
Мэтью поднял шарф, разгладил мокрый шелк своими грубыми пальцами моряка, и в его воображении снова всплыло видение, как она вышла из-под струй водопада. Ее лицо поднято, глаза закрыты, блестящая коса лежит на плече. Титания, чистая и невинная, словно Земля в первый день сотворения мира. А вокруг зеленела и раскрывала свои бутоны весна.
Мэтью шел по бесчисленным галереям и залам Хэмптон-Корта, служившего летней резиденцией королевы, и мысли его были такими же путаными, как и темный лабиринт коридоров. Женщина, которую он встретил этой ночью, способна была довести до безумия любого мужчину. Она пробудила в нем столь противоречивые чувства, что он до сих пор не мог в них разобраться.
Сначала он решил было, что она сумасшедшая, если купается одна в полночь. Он сам любил плавать в море, особенно в жару. Но леди? И одна? Да еще в таком месте, где ее может увидеть кто угодно – вот как он сам, например. Мэтью всегда считал, что женщина должна следовать строгим правилам света, и это ночное купание казалось ему чем-то неслыханным.
Кроме того, она заняла то место в сердце сына, которое по праву принадлежало ему. Мэтью угнетало, что посторонняя женщина легко преуспела там, где он сам потерпел неудачу. Его выводило из себя воспоминание о том, как она стояла по колено в воде, нежно обнимая его сына – единственное, что осталось у него от умершей жены. Как этой чужой женщине удалось завоевать доверие мальчика, если отцу это никак не удается?
И главное – как он сам умудрился за столь короткое время увлечься ею настолько, что не может думать ни о чем другом?
Естественно, когда пришла опасность, Мэтью не мог действовать иначе. Он прикрыл незнакомку от выстрела из арбалета. Он собрал все возможные улики, нашел свежие следы на мягкой почве за кустарником, забрал две стрелы. Он даже примерно вычислил рост и вес человека, мелькнувшего в кустах.
Если бы только он не был единственным свидетелем, вынужденным взять все на себя! Тогда он спокойно мог бы переложить ответственность на кого-нибудь другого и держаться подальше от девушки. Уж слишком она была соблазнительна! Когда она выходила из реки, словно наяда, Мэтью едва не задохнулся от желания. А когда он прикрыл ее собой, защищая от стрел, чувствуя каждый изгиб ее нежного тела через тонкий лен рубашки, его желание стало нестерпимым.
Но она, казалось, ничего не заметила.
