– Спокойнее, Джиллиан, – укорила она себя сурово. – Тебе нельзя терять самообладание, иначе ты ничем не сможешь ему помочь.
Этот упрек еще не раз звучал в ее душе, пока она возвращалась в хижину, грела воду и искала чистые тряпки. Это было все, что она могла для него сделать – ни больше ни меньше. Даже если он окажется ей не по силам, ее слова, обращенные к брату Болдрику, были правдой. Если она ему не поможет – или хотя бы не попытается помочь, – он наверняка умрет.
Пальцы ее легко и быстро скользили по его телу, а глаза между тем были прикованы к его лицу, выискивая малейшие признаки жизни. Но увы, ничего не изменилось, хотя она была бы этому только рада. Если она и причинила ему боль, он ничем этого не показал. Даже когда она принялась смывать песок и грязь с открытых ран па его боку и правом колене – ах, до чего же оно оказалось неподатливым! – ее пациент даже не поморщился. Пока он лежал так без движения, она достала целебную мазь, которую раздобыл для нее брат Болдрик, когда в дороге она порезала себе ногу, и принялась втирать ее в поврежденные места. Что-то шевельнулось в ее душе, когда она закончила обмывать его и наложила повязку на искалеченное колено. Боже правый, и как только Болдрик мог даже в мыслях допустить, что этот человек способен причинить ей вред! Он был совсем беспомощен.
Отложив в сторону тряпки, она снова вернулась к раненому. Странное чувство комком встало у нес в горле. Только сейчас она осознала в полной мере, что сделала… Какая-то часть ее существа пришла в ужас. Подумать только, у нее хватило дерзости его раздеть… прикоснуться к нему… совершенно обнаженному! Хотя Джиллиан была еще молодой девушкой, абсолютно несведущей во всем, что касалось противоположного пола, она почему-то не находила это зрелище неприятным. Скорее напротив, ибо невозможно было отрицать, что он являлся во всех отношениях могучим мужчиной. Она признала, пусть и запоздало, то, что не успела заметить раньше. Несмотря на бледность, его крупное тело почти полностью заполняло собой узкое ложе, а худые, но мускулистые плечи своей шириной заслоняли от ее взора тюфяк. И она чувствовала пальцами его тугие, упругие мышцы. Да, подумала она про себя смутно, при других обстоятельствах он наверняка производил бы впечатление человека незаурядной силы.
Джиллиан поспешно нащупала грубую простыню у его лодыжек, откинув ее и заменив чистым полотенцем. Волосы его уже начали сохнуть, густые и темные, как полуночное небо. Сама того не желая, Джиллиан прикусила губу и сочувственно коснулась щеки незнакомца. В уме у нее роилось множество вопросов.
– Что привело тебя в этот отдаленный уголок Англии? – пробормотала она. – Из каких краев ты явился сюда? И каков род твоих занятий? Может быть, ты рыбак? Нет, едва ли. У тебя не такая жесткая, загрубевшая кожа, как у людей, которым приходится много времени проводить в море, на ветру и солнце. Или фермер, работающий на полях? Нет, – заключила она, склонив голову набок и глядя на пего прищурившись. – Не исключено, что тебе приходилось гнуть спину в кузнице. – И в самом деле, с такими мускулами, как у него, он без труда мог перетаскивать большие тяжести.
Однако и это предположение Джиллиан отвергла, ибо в линии губ и орлиного носа незнакомца было что-то высокомерное. Несмотря на то что этот человек не носил драгоценностей, он явно не был жалким бедняком. Достаточно было взглянуть на его сапоги: хотя и изрядно попорченные морской водой, они отличались изяществом выделки.
Джиллиан терялась в догадках. Неужели перед ней один из баронов Иоанна? Бог свидетель, алчность и жестокость короля вызывали у многих из его подданных возмущение. Возможно, этот человек, подобно ей самой, бежал, спасаясь от монаршего гнева, и был застигнут бурей.
– Кем бы ты ни был, – продолжала она, – у тебя должно быть имя. Интересно, как тебя зовут? Майкл? – Губы ее скривились в слабой улыбке, и она покачала головой. – Нет. Конечно, это прекрасное имя, но тебе оно, пожалуй, не подходит. – Она склонила голову сначала на один бок, потом на другой, присматриваясь к нему. – Тогда Уолтер.
Или Уильям. Ах, теперь я знаю! Эдвин. Да, думаю, твое имя Эдвин.
С тех пор она стала звать его Эдвином.
Ее пациент дышал… однако до сих пор не приходил в себя. Он лежал так неподвижно, что со стороны могло показаться, что он умер. Час проходил за часом, Джиллиан то и дело прикладывала ухо к его широкой груди, и лишь мерный гул его сердца свидетельствовал о том, что он еще жив. Являлся ли этот сон признаком выздоровления? Она думала или, вернее, опасалась, что нет. В течение нескольких последних недель, полных страхов и сомнений, время было ее злейшим противником. Но не было ли сейчас то же самое время ее самым верным союзником – его самым верным? «Да, – твердила себе Джиллиан. – Чем дольше он дышит, тем больше у него шансов остаться в живых».
Весь день и всю следующую ночь Джиллиан не отходила от раненого. Один час сменял другой, а она все сидела неподвижно возле него до тех пор, пока у нес не затекли колени, а глаза не разболелись от усталости. Девушка беседовала с ним о разных мелочах, обо всем, что приходило ей на ум. Ей казалось странным, с какой легкостью имя Эдвин срывалось с ее губ. Один раз она даже невольно задалась вопросом: а что, если оно и было его настоящим именем?
– Осмелюсь предположить, что ты охотник, совсем как мой отец. О, папа был большим любителем охоты, – с тоской в душе припомнила она. – Бывало, он целыми днями охотился со своим соколом. Когда мы не могли его найти, нам достаточно было заглянуть в клетку. Моя мама, когда она была еще жива, часто тревожилась, что в будущем у Клифтона просто не хватит времени найти себе невесту: мой брат почти всегда сопровождал отца на охоту.
Улыбка тут же исчезла с ее губ. Клифтон. Ее сердце обливалось кровью. Удастся ли Джиллиан когда-нибудь отыскать брата? Где он сейчас? В безопасности ли он? О, если бы только она могла знать! Но нет, она не позволит себе поддаться отчаянию. Отец умер, но Клифтон жив. Она должна в это верить. И однажды – рано или поздно – она увидится с ним снова. Джиллиан подошла к окну и приоткрыла ставни. Ветер со свистом ворвался в хижину. Джиллиан молила Бога, чтобы ночью не разразилась еще одна буря. Однако она решила не думать об этом. Девушка подбросила охапку сухих веток в очаг, после чего, с досадой откинув назад падавшие ей на глаза непокорные пряди волос, подошла к кровати.
– Сегодня опять холодно, Эдвин, – посетовала она, хотя и понимала, что раненый не мог ее слышать. – В Уэстербруке, откуда я. родом, в ноябре часто бывает холодно, но не так, как здесь, – кажется, будто ледяной ветер пронизывает тебя насквозь.
