Саре не были нужны иные горизонты и другое солнце, она желала навсегда остаться там, где ей был известен любой камень, знакомо дыхание каждого цветка.
Ее тревожило сознание того, что рано или поздно брат приведет в дом жену. Она не хотела, чтобы в Темре появлялась вторая хозяйка, не желала делиться своим сокровищем с чужой женщиной.
По той же причине Сара уклонялась от разговоров о собственном замужестве, хотя ей уже исполнилось девятнадцать. Ей была невыносима мысль о том, что она поселится в чужом поместье, тогда как Юджин станет единолично владеть Темрой.
Брат закончил Южно-Каролинский университет и, вернувшись домой, не спешил вникать в дела. Куда больше ему нравилось разъезжать по гостям, состязаться в стрельбе, играть в карты, устраивать петушиные бои и волочиться за девушками.
Между тем Уильям О’Келли мечтал отойти от управления плантацией и посвятить свое время размышлениям, прогулкам и книгам. После смерти жены он утратил дух искателя и страсть к новизне, которые побуждали его бороться с обстоятельствами и неустанно двигаться вперед со времен бесшабашной юности.
Дверь в комнату открылась, от чего занавески затрепетали, а пальцы ветра зашевелились, нежно перебирая распущенные волосы Сары.
Она обернулась.
— Это ты, Касси?
Негритянка невозмутимо поклонилась. Она прислуживала госпоже с ранних лет и хорошо изучила ее привычки. Касси была типичной чернокожей служанкой, с виду покорной и простоватой, а на деле — наблюдательной и хитрой. Она превосходно копировала манеры своей хозяйки и нередко высмеивала ее на кухне, к большому удовольствию собравшейся там темнокожей компании.
— Будете одеваться, мисс?
— Да. Папа уже встал?
— Только что.
— А Юджин?
— Вчера он поздно вернулся из гостей, потому еще спит.
— Мистер Фоер приходил с докладом?
— Думаю, он, как обычно, явится после завтрака.
Поверх отделанных кружевом панталон Сара надела жесткие от крахмала нижние юбки. Касси умело затянула хозяйку в корсет и застегнула на ней бледно-голубое ситцевое платье с глухим лифом. Сара накинула на плечи вышитую шелком шаль китайского крепа и посмотрелась в зеркало.
Светлые глаза и белая кожа придавали ее облику миловидность и нежность, но нечто, таившееся в линии губ и глубине взора, не давало обмануться. Молодая хозяйка Темры была проницательна и своенравна: после смерти матери эти качества в полной мере проявились в ее характере.
Сара не случайно спросила служанку о мистере Фоере: ей хотелось услышать мнение управляющего о новом работнике.
На его облике лежал налет благородной бедности, а в выражении серых глаз мелькала тень того, что ему довелось повидать, прочитать и осмыслить.
Джейк тоже проснулся рано и, выйдя на улицу, понял, что не сумел сполна оценить ненавязчивую красоту и беспредельную ширь этого края.
Куда ни кинь взгляд, простирались округлые холмы, зеленые пастбища и хлопковые поля с ровными рядами кустов, осыпанных белыми пушистыми шарами. По бескрайнему небу были разбросаны лоскутья облаков.
К большой, истоптанной ногами площадке, расположенной недалеко от того места, где стоял дом надсмотрщика, двигалась вереница негров. Кое-кто из них на ходу доедал завтрак.
Джейк знал, что пища — мука, кукурузные зерна, солонина — обычно выдавалась им в сыром виде, и они или сдавали в общий котел, или готовили в собственной хижине.
На беглый взгляд, принадлежащие О’Келли негры в основном были здоровы; непохоже, что их плохо кормили или подвергали частым наказаниям. Джейк слышал оживленные разговоры и женский смех, которые смолкли, стоило ему приблизиться к толпе.
Он был для них одним из тех, кто олицетворяет высшую власть. Джейк чувствовал их взгляды, которые они быстро отводили, чтобы не встретиться с ним глазами. В их умах и сердцах обитали обычные человеческие мысли и чувства, которые они по привычке старались скрыть.
Заметив молодую негритянку с привязанным к спине крохотным ребенком, Джейк подошел ближе и спросил:
— Сколько ему?
Рабыня испуганно присела и прошептала:
— Он родился на прошлой луне.
Представив, как негритянке придется трудиться до самого вечера в гуще пекла, Джейк решительно произнес:
— Возвращайся в свою хижину.
Словно по мановению волшебной палочки, рядом возник Барт, а с ним — три чернокожих «погонщика», в чьи обязанности входило подгонять рабов во время работы.
— Куда ты ее отправляешь?
— Эта женщина не может выйти в поле.
— Почему?
— Потому что она недавно родила и нуждается в отдыхе, не говоря о том, что пребывание на жаре опасно для младенца.
Барт переступил с ноги на ногу и слегка ударил плеткой по своим сапогам.
— Тогда пусть идет на кухню.
— Она пойдет в свою хижину и будет заботиться о ребенке, — твердо произнес Джейк. — Я намерен освободить от работы других кормящих негритянок, тех, кому скоро рожать, а также рабов, которые выглядят больными. Сейчас я проведу осмотр.
— Ты задерживаешь выход в поле. Управляющий разозлится, а достанется мне!
— Это не займет много времени.
Джейк прошел вдоль колонны, в которую вытянулись негры. Заметил вчерашнюю женщину, чей ребенок подавился лепешкой, и спросил, как дела у малыша. А после увидел Лилу.
Встретив взгляд Джейка, мулатка опустила ресницы. Ее прекрасные, густые, длинные волосы были подвязаны алой лентой, смуглые ноги прикрывала пестрая ситцевая юбка, зато тонкая ткань белого лифа не скрывала очертаний округлых и полных грудей.
Рядом с Лилой стояла высокая, стройная, чернокожая женщина, очевидно, ее мать. Она резко выделялась из толпы. Надменные ноздри, чувственные губы, величавая осанка воительницы, а не рабыни. Ее тело было изящно обернуто цветной тканью, она гордо держала голову, от нее исходило магическое ощущение дальних стран с мерцающей пылью равнин, криками диких животных и жаром экваториального солнца.
Работа на хлопковой плантации не требовала особых умений и навыков, здесь были нужны лишь выносливость и физическая сила, но в угольно-черных глазах женщины притаился глубокий ум. Казалось, она повидала и пережила все на свете и способна предугадать любую беду. Джейк не решился задержаться возле Лилы и ее матери, столь непохожих на остальных рабынь, и прошел мимо.
Не слушая возражений Барта, он отобрал три десятка женщин с маленькими детьми, указал на пожилого негра с раной на ноге, юношу с какой-то кожной болезнью, двух мальчишек со вздутыми животами и еще на нескольких человек, показавшихся ему слишком худыми.
