– Вообще-то все прошло достаточно сносно, – призналась я. – Он собирался сделать мне выговор, но потом передумал.
Дюваль рассмеялся:
– Так и должно было случиться. – Он зашагал рядом со мной. – А какого вы мнения о нашей английской розе? Немного перезрела, верно?
Я с трудом сдержала смешок. Леди Хит вряд ли было больше двадцати четырех лет, однако она полностью соответствовала замечанию Дюваля. Цветущая, перезрелая, соблазнительная. И все же внутренний голос призывал меня к осторожности, ведь Дюваль был секретарем герцога. Можно ли положиться на его такт? Вдруг он просто проверяет меня и передаст своему хозяину любое мое замечание?
Не дождавшись от меня ответа, Дюваль продолжил:
– Так я и знал, что рано или поздно она его найдет. Конечно, она прямиком направилась в библиотеку, потому что, когда герцог в замке, библиотека – его любимое убежище. Надеюсь, она была вежливой с вами.
– Почему она должна была быть со мной невежливой?
– Учтивость по отношению к представительницам своего пола не относится к числу добродетелей леди Хит.
Чтобы переменить тему, я заговорила о Портретах на стенах галереи.
– Наверное, это все предки герцога?
Дюваль мог и не отвечать: у всех мужчин, изображенных на портретах, были густые черные брови, проницательные глаза, надменные носы с горбинкой и высокомерные чувственные рты. Чувственность и упрямство, видимо, были присущи и их женщинам. Пенелопа поразительно похожа на герцога. У нее его глаза, рот, овал лица.
– Удивительная красавица, – заметил Дюваль, останавливаясь у портрета девушки.
Я тоже невольно залюбовалась лицом, изображенным на картине. В отличие от других портретов, оно дышало невинностью и искренностью.
– Кто это? – спросила я.
– Младшая сестра герцога, леди Каролина. Она умерла в семнадцать лет. Кажется, упала с лошади.
– Какой ужас!
Глаза у Каролины были почти такие же, как у ее брата, только больше и гораздо невиннее. Художнику удалось поймать их живое выражение.
Саймон Дюваль остановился у другого портрета.
– А вот и герцогиня, – сказал он. – Не жена герцога – он холост. Его мать. Возможно, вы увидите ее, хотя она живет в собственном, так называемом Вдовьем, доме. Она переехала туда по собственному желанию.
Я подметила и высокомерное выражение лица седовласой леди, и горделивую посадку головы, и плотно сжатые губы, и суровые глаза. Нетрудно догадаться, почему она раньше времени предпочла переехать во Вдовий дом. Дама с таким викторианским лицом вряд ли одобряет распутный образ жизни сына.
– Я ждал вас, мисс Пенроуз, – продолжал Дюваль, – чтобы сообщить расписание на завтра.
В девять мисс Уэйт забирает Пенелопу на обычные уроки, а ваши начнутся после перерыва, в одиннадцать часов. Герцог интересовался вашей методикой обучения.
– У меня нет жесткой методики. Я буду учить Пенелопу в ходе разговоров, как училась я сама. Грамматика и словосложение придут позже, когда она овладеет азами языка. Если герцог не одобряет мои методы, пусть сообщит мне об этом лично или через вас.
– Не сомневаюсь, герцог пожелает изложить вам свои соображения лично, – улыбнулся Дюваль.
Проснувшись на следующее утро, я услышала под окном цокот копыт и, выглянув, увидела во дворе лошадей, хотя час был ранний. Около дюжины гостей герцога собрались на утреннюю верховую прогулку. Леди Хит скакала рядом с герцогом, ее красивое лицо сияло.
В половине девятого мрачная, как всегда, Алиса принесла мне завтрак. Поев, я вышла прогуляться в парк. Увидев, что всадники возвращаются, я быстро свернула в противоположном направлении. Гуляла я больше часа, наслаждаясь свежим мартовским воздухом. Со времени моего приезда все шло хорошо, если не считать инцидента на крыше. Я пережила собеседование с герцогом и подружилась с Саймоном Дювалем.
Точно в одиннадцать гувернантка Пенелопы робко постучалась ко мне в дверь и представилась.
Мод Уэйт оказалась бесцветной и довольно неряшливой с виду особой. Ее прямые волосы были скручены на затылке в пучок, из которого выбивались сальные пряди. Глазки под очками в стальной оправе часто-часто моргали, руки комкали и дергали носовой платок. Через две минуты мне захотелось отнять у нее грязную тряпку и сжечь ее. А еще у меня возникло странное желание схватить ее за плечи и как следует потрясти.
В мою комнату она протиснулась как-то бочком.
– Мисс Пенроуз? – проблеяла она. – Я Мод Уэйт, гувернантка милой Пенелопы.
Я поняла, что «милая Пенелопа» уже давно вытирает ноги о свою гувернантку.
Я предложила гостье стул, но она покачала головой:
– Мне пора возвращаться…
– Сейчас только одиннадцать. Ведь ваши уроки закончены?
– Да, но после уроков я пью в классе чай, а милая Пенелопа – молоко…
– Пенелопа может обойтись и без вас, а если чай остынет, попросите принести свежий.
– О, как можно! Миссис Гарни ни за что не позволит!
– Откуда вы знаете, раз никогда не просили?
– Но… так просто нельзя, и все. И потом, мы с милой Пенелопой всегда перекусываем вместе.
– Она не обидится, если один раз попьет молоко одна. Прошу вас, садитесь. Не кажется ли вам, что нам нужно познакомиться?
Она села на самый краешек стула, кивнула и нерешительно улыбнулась. Потом снова вынула платок и, комкая его в руках, заискивающе сказала:
– Вообще-то, милая мисс Пенроуз, за этим я к вам и пришла. Я даже осмелилась закончить урок алгебры на две минуты раньше! Я надеялась… то есть мне хотелось поговорить с вами с глазу на глаз. – Она запнулась. – Так как мы с вами обе… отвечаем за маленькую Пенелопу, я думала, вам захочется кое о чем меня расспросить…
– О чем, например?
– Ну… не знаю… какая она… как себя ведет…
– Мисс Уэйт, я уже испытала на себе и ее поведение, и ее манеры, однако спасибо, что вы проявили обо мне заботу.
Глаза за стеклами очков удивленно моргнули.
– Так вы… видели ее?!
– Сразу по прибытии. Она нанесла мне визит.
– Ах, несносная, несносная девчонка! Мистер Дюваль… секретарь герцога, передал ей, чтобы она не беспокоила вас до сегодняшнего утра. Я сделаю ей выговор за то, что она ослушалась!
Немного же выйдет толку из твоего выговора, подумала я.
– Зачем беспокоиться? – возразила я. – Пусть с нею побеседует ее опекун.
– Кто – герцог?! О нет! У меня есть распоряжения на сей счет.
– Но они касаются только ваших личных обязанностей, правда?
Она слабо вздохнула, склонилась вперед и прошептала:
– Должна признаться, мисс Пенроуз: я рада, что вы разделите со мной ответственность за девочку. С ней трудно, хотя она… мм… очень мила…
