Здесь уже гуляли сотни людей, время от времени они останавливались перед лотками с едой и напитками или картинами художников. Многие сидели на траве и смотрели выступления жонглеров и мимов. Повсюду слышался смех. Иногда даже затевались шуточные кулачные бои, особенно когда участники перебирали эля. Здесь же шныряли карманники, ловко обчищавшие зазевавшихся простаков.
— Сегодня здесь больше еды, чем художников, — заметил Николас.
— И напитков, — добавил Грейсон и, неожиданно остановившись, уставился в пространство.
— О, теперь и я вижу, — покачала головой Розалинда. — Книжные развалы!
Грейсон смотрел на книги с видом изголодавшейся дворняжки. Розалинда, наконец-то получив относительную свободу, приподнялась на носочки и поцеловала его в щеку.
— Иди уж. С лордом Маунтджоем я буду в полной безопасности. Ничего с нами не случится.
Николас широко улыбнулся и поспешил заверить:
— Клянусь охранять Розалинду ценой собственной жизни.
Нерешительно помявшись, Грейсон исчез со скоростью метеора.
— Он может двигаться очень быстро, если стремится к цели, — пояснила Розалинда.
Николас долго смотрел в ее запрокинутое лицо:
— Почему вы считаете, что со мной будете в полной безопасности?
Она улыбнулась в ответ.
— По правде говоря, я в полной безопасности сама по себе. Как и вы, полагаю. А если вздумаете позволить себе вольности, очень об этом пожалеете. Я, как вам известно, очень сильна. И коварна.
— А если вы позволите себе вольничать со мной? Что мне тогда делать?
— Наверное, попросить меня спеть. Это отвлечет меня от всяческих вольностей.
Он не выдержал и засмеялся.
— Это его страсть, — продолжала Розалинда, глядя вслед Грейсону, который прокладывал дорогу через толпу подвыпивших военных, громогласно оравших непристойные куплеты. — Грейсон невероятно талантлив. Он еще в детстве рассказывал бесконечные истории о привидениях.
— Почему вы поцеловали его? — подозрительно спросил Николас.
Розалинда замерла и склонила голову набок, глядя на него:
— Он мой кузен. Что-то вроде брата. Я люблю его. И знаю целую вечность.
— Но вы ему не родная, — холодно бросил Николас.
Розалинда удивленно моргнула, но ничего не ответила. Может, его вопрос следует считать, обычным мужским стремлением приобрести власть над женщиной?
Николас взял себя в руки и вслух пояснил:
— Я хотел сказать, что слышал, как Райдер Шербрук называет вас своей подопечной.
— Совершенно верно. Это долгая и сложная история, и, в общем, совершенно вас не касается, милорд.
— Полагаю, что нет. Вернее, пока еще нет.
Она едва увернулась от мальчишки, мчавшегося на полной скорости к лотку с пирогами.
— Я очень рада, что мои тетя и дядя не сообразили, сколько народу привлечет в парк хорошая погода. Нам очень повезло! О, смотрите, маленькие акробаты! Давайте посмотрим!
Она схватила его за руку и увлекла в круг зрителей, любовавшихся тремя мальчишками.
— О, я ошиблась, одна из них девочка! Смотрите, она вскочила на плечи мальчика, так грациозно и ловко. И, кажется, этот трюк дается ей совсем легко.
Бросив несколько пенни в большой цилиндр, Николас купил девушке лимонада, оказавшегося ужасно кислым, а также горячий пирог с говядиной. Они отошли от толпы в дальний уголок Гайд-парка и уселись на маленькую каменную скамью перед узким прудом со стоячей водой.
— Ни одной утки, — разочарованно протянула Розалинда.
— Возможно, их потревожило такое скопление народа, и они прячутся под кустами.
— Наверное, вы правы. Но эти утки, скажу я вам, великие актеры. Они ныряют и выскакивают из воды в надежде получить хлеб и печенье. Хм, надеюсь, их не пустили на начинку для пирогов.
— Бьюсь об заклад, они для этого слишком проворны.
Розалинда положила в рот кусочек пирога, прожевала и взяла еще один:
— Вот попробуйте. Хоть немного.
Она отломила часть пирога и протянула ему. Николас разглядывал ее растрепанные волосы и раскрасневшиеся щеки. Она улыбалась и выглядела абсолютно довольной собой и окружающим миром.
Но тут из-за деревьев выскочили четверо молодых людей в красном и встали перед ними полукругом. Николас уже был готов выхватить пистолет, когда они начали петь. Петь! И как гармонично!
Он невольно заслушался, но вскоре понял, что квартет поет для Розалинды. Значит, они знакомы! Весьма интересно!
Ему это не понравилось, но… когда они допели мелодичную шотландскую балладу о красавице, полюбившей однорукого разбойника Робби Макферсона, Розалинда захлопала в ладоши и сказала:
— Это было чудесно, джентльмены. Но не могли бы вы спеть еще одну? Для лорда Маунтджоя?
На этот раз в воздухе зазвенела трагическая ария из итальянской оперы. Так она все-таки их знает? Так ли уж это странно?
Он не нашел ответа.
Закончив, они низко поклонились, и пухлый коротышка с прекрасными голубыми глазами объявил:
— Розалинда, мы пели для вас. Пели для вашего спутника. Теперь ваша очередь. Просим! Мы подпоем.
Ее очередь?
Розалинда засмеялась, отдала Николасу остаток пирога, наказав ни в коем случае его не съесть, подошла к молодым людям, откашлялась и запела. Мужские голоса подхватили мелодию, и Розалинда повела их за собой.
Медленно луна плывет
По ночному небу,
Светом, озаряя сад,
Где еще ты не был.
Тем, кто любит свет луны,
Тени ночи не страшны.
Допевая последние ноты, она на мгновение опустила голову, но тут же подняла глаза и взглянула на него.
Он и не подозревал, что на свете существуют голоса, способные исторгнуть слезы из самой глубины души.
Это не голос ребенка. Но все же тот самый голос…
Мужчина зааплодировали. Однако Николас сидел неподвижно, потрясенный, онемевший, не в силах шевельнуться. Хотя уже знал и трепетал от сознания того, кто она для него. И кто он для нее.
— Ну, как, понравилось? — спросила Розалинда. Николас молча кивнул.
Молодые люди ушли, а он по-прежнему сидел на скамье, стиснув пальцами пирог. И, наконец, медленно произнес:
— Вы говорили о таланте Грейсона. Ваш голос — это редкостный дар. Он проникает глубоко в сердце.
Николас понятия не имел, насколько глубоко.
— Какой милый комплимент! — рассмеялась Розалинда, вдруг потеряв уверенность в себе. — Но я ничто по сравнению с Грейсоном.
— Вы совсем другое дело. И талант у вас куда более мощный.
