— Чем я могу вам помочь?
— Ступайте домой, — устало произнес Джастин. — Я прикажу своим людям прочесать скалы в поисках бочонков коньяка и подожду, пока кто-нибудь не явится за грузом.
— Моя семья…
— Я никому не скажу о них. — Джастин отвернулся. Он отказывался от долгих лет работы, предавал память брата, но не мог шантажировать эту девушку.
— Спасибо, — сказала она и не двинулась с места.
— Черт побери, убирайтесь отсюда.
— Так вы его никогда не поймаете!
— Почему?
— Граф увидит на берегу солдат и сразу поймет, что дело нечисто. В деревне уже болтают о вас, но пока все думают, что вы кредитор Беркли. Сын графа задолжал почти всем в округе, ведь сам Гатуэлл — ужасный скряга. Кстати, он действительно должен вам?
Джастин кивнул.
Холли помолчала.
— Джон Сэвадж не настоящее ваше имя?
— Джоном Сэваджем звали молодого лейтенанта, который умер много лет назад. — Джастин сам поразился своей откровенности. Об этом знали всего несколько человек. А он выдал секрет, который может стоить ему жизни. Удивительно.
— Что ж, Джон Сэвадж, я помогу вам, если сумею, — вдруг сказала Холли.
Он с изумлением уставился на нее.
— Почему?
— Хотя мою козу назвали в честь короля Георга и я не люблю таможенников, но я все же англичанка и презираю предателей.
А Джастин осознал, что они поменялись ролями, и это ему не понравилось. Он не хотел вовлекать ее в свои дела, но сейчас, как ни странно, она сама предлагает ему помощь.
Господь, возможно, шутник, но Джастину его юмор не понравился. Он, кто только что гадал, как получше использовать эту девушку, твердо произнес:
— Нет!
— Вы же спускались на пляж, верно?
Джастин помолчал, не подтверждая, но и не опровергая ее слова.
— …и ничего не нашли.
Она, видно, не сомневалась в этом.
— Нет, — признался он наконец, — но я особенно и не старался.
— Вы можете искать сто лет и не найти.
«Ей нельзя доверять, — сказал себе Джастин. — Ее семья занимается контрабандой, и она готова на все, чтобы спасти близких».
И все же Джастин верил ей. Он хорошо разбирался в людях и за последние пятнадцать лет отточил свое умение. Он понимал ее. Большинство англичан ненавидели Наполеона и всех, кто был с ним связан. Но нельзя позволить себе потерять последний проблеск человечности.
Любопытство, однако, заставило его спросить:
— Почему же я ничего не найду? Там ведь есть небольшая пещера.
— Возможно, но не та, которую вы ищете.
Ее глаза внезапно вспыхнули.
Он должен был поподробнее выспросить о тайнике, но завел разговор о другом.
— Расскажите о своей семье. — Он потянул ее за руку, и через минуту они сидели на камне и смотрели на море.
— Нас всего четверо, — сказала Холли. — Папа, мой брат Пол, мама и я. Мама больна. Врач сказал — чахотка. Ей мог бы помочь сухой климат, но шахты закрылись два года назад, и у нас теперь нет возможности заработать деньги, чтобы уехать из Корнуолла. Мой отец никогда раньше не занимался контрабандой, — продолжила она, — но ему пообещали заплатить за одну ночь столько, сколько он получал за весь год. Я была против, но они с Полом решили, что это единственный способ добыть деньги, чтобы отправиться в Америку.
— В Америку?
Холли кивнула.
— Я слышала, там можно получить землю. Отец — отличный фермер, но здесь у нас ничего нет своего.
Он услышал в ее голосе тоску.
— Почему вы доверяете мне?
— Я не доверяю, — сказала Холли, — но вы наш единственный шанс. — И добавила с чувством: — Я не люблю предателей.
Должен ли он принять от нее помощь? Он мог защитить ее семью от преследования властей, но сможет ли он спасти их от мести графа? У него достанет влияния, чтобы обеспечить вознаграждение, которого им хватит на дорогу в Америку, но он знал, что не в этом причина ее внезапной уступчивости. Она сделает то, что сочтет правильным, и ее нельзя купить.
Откуда взялась эта уверенность? Особенно если учесть его привычку верить в худшее — следствие его работы в секретной службе.
— Если Гатуэлл будет продолжать заниматься контрабандой, — в отчаянии сказала Холли, — он так затянет в свои сети отца и Пола, что им не выбраться оттуда. — Она посмотрела Джастину прямо в глаза. — Мне кажется, я знаю, как поймать графа. Поклянитесь, что не тронете моих родных.
— Вы расскажете им обо мне?
— Нет. Они не поймут. Мой отец — корнуолец, а вы…
— Чужак, — закончил он, прежде чем она произнесла что-то более оскорбительное.
— Ага, чужак. — И неожиданно широко улыбнулась.
У Джастина екнуло сердце. После того как его брат покончил с собой, он закрыл душу для окружающих. Сейчас он подумал, что те дверцы все еще можно открыть.
Наверное, он сможет помочь близким этой девушки воплотить в жизнь их мечту.
А что будет с ним? После того как он отдаст Гатуэлла под суд, что станет с ним? Раньше он никогда не задумывался об этом.
Его молчание, вероятно, обеспокоило Холли.
— Я покажу вам, где спрятан коньяк. Вы сможете перенести его в известную только мне пещеру неподалеку. Когда граф Гатуэлл пошлет людей за коньяком, они ничего не найдут. И тогда он сам приедет сюда.
— Разве подозрение не падет на твою семью?
— Я опережу лорда Гатуэлла, — сказала Холли, — и расскажу ему, что вокруг шныряют таможенники, поэтому отец решил перепрятать контрабандный товар в более надежное место.
— И если кто-то начнет крутиться возле нового места, значит, он получил эти сведения от графа, — заключил Джастин. План этой девушки надежнее, чем поиск свидетелей: те могут передумать или попросту исчезнуть. Гатуэлл будет пойман с поличным.
— Это довольно опасно, — предупредил он.
— Я выбираю между опасностью и каторгой.
— Я же сказал вам…
— В следующий раз вас здесь не будет, — возразила Холли.
Она права. Если девушка не сможет убедить отца бросить контрабанду, а она, очевидно, уже не раз пыталась это сделать, то их будущее весьма туманно. Однако если ее план осуществится, он, Джастин, в силах защитить ее родных.
Холли встала.
Джастин тоже поднялся, удивляясь ее спокойствию.
Но вскоре он понял, что она не так бесстрашна, как кажется. Он увидел напряженный разворот плеч, а одна рука ее была засунута в карман, словно держала что-то там. Несколько прядей выбились из косы, уложенной короной вокруг головы, зеленые глаза были такими же тревожными, как море.
Джастину захотелось поцеловать девушку, но гордость — и недавняя пощечина — остановили его. Он не понимал, почему его так влечет к ней. Пристрастия толкали его к совсем другим женщинам. К тому же он избегал замужних и девственниц.
