— Вы умеете взбодрить, — заметил он, продолжая смотреть ей в глаза. — Хотя, полагаю, я не первый, кто вам это говорит.
— Нет, знаете, мне раньше как-то не говорили, что я могу взбадривать, на ум почему-то сразу приходят шипучие освежающие напитки. И снова в памяти всплывают картины детства. — У меня нередко бывала рвота, и иногда я это делала нарочно, — она кивнула в подтверждение своих слов. — У меня была няня, которая в таких случаях выдавливала в стакан лимон, добавляла приличную порцию соды и, когда смесь начинала шипеть, заставляла меня ее выпить, почти насильно вливая в горло. Мне говорили, что я умею волновать, обольщать, развлекать, называли даже… — она помолчала и продолжала, облизнув губы, — порядочной стервой. Последнее замечание, должна сказать, принадлежало женщине. Но что я могу взбодрить, такого я не слышала.
Теперь во взгляде Марка отразилось очевидное восхищение. С коротким смехом он взял леди под руку и повел дальше по коридору. Они остановились перед выкрашенной в серый цвет дверью. Перед тем как постучать, он взглянул на нее.
Войдя в комнату, Марк отступил, пропуская гостью вперед, аккуратно прикрыл дверь и указал на шезлонг у окна, в котором полулежала его жена.
У тридцатисемилетней Энни Сопвит были серые глаза и кожа болезненного цвета. Некогда светлые волосы приобрели невзрачный, мышиный тон. Четыре года назад она обосновалась на этой кушетке и с тех пор не покидала свою комнату. Поднималась она только затем, чтобы в сопровождении прислуги дойти до туалетной комнаты или перебраться в спальню и улечься в постель. Она почти все время проводила за чтением или вышиванием, с особым старанием расшивая передники и платья дочери. В течение дня самыми беспокойными для нее были те считанные минуты, когда все четверо детей чинно гуськом входили в комнату поприветствовать ее. Она в свою очередь здоровалась с ними, прибавляя неизменное: «Ведите себя хорошо», но даже это ее утомляло.
Выражение лица Эйлин менялось редко, обычно на нем было написано покорное смирение. И в голосе звучали те же ноты. Ее редко навещали, обычно это были родственники.
Когда муж ввел в комнату эффектную незнакомку в костюме для верховой езды, Эйлин от изумления приоткрыла рот и оторвала голову от подушки, едва удержавшись, чтобы не позвать: «Мейбл! Мейбл!», потому что редко кому удавалось пройти мимо бдительной камеристки. Но, тем не менее, муж привел к ней молодую женщину с яркой внешностью, прекрасно выглядевшую.
Ей не пришлось утруждать себя, начиная разговор, потому что это сделал Марк.
— Эйлин, познакомься, леди Майтон, — представил он незнакомку. — Она уже заезжала к нам сегодня утром, но ты была не готова принимать гостей. Поэтому, встретив ее по дороге домой, пригласил к нам. Я сказал, что ты будешь рада познакомиться с новой соседкой. Ты знаешь, они поселились в Дин-Хаус.
Эйлин перевела взгляд с мужа на гостью и слегка наклонила голову в знак приветствия.
— Приятно познакомиться, — произнесла Агнес Майтон, протягивая руку. — Я заехала, чтобы пригласить вас на ужин на следующей неделе, но, возможно, вам будет трудно приехать.
— Да, да, боюсь, что так.
— Как жаль: ведь вы — наши ближайшие соседи, и я надеялась, — она повела плечами, — что мы будем видеться.
— Садитесь, пожалуйста, — Марк подал ей стул, и леди Майтон улыбнулась с благодарностью.
— Я уже успела познакомиться с вашим очаровательным семейством, — сообщила она после небольшой паузы.
Эйлин Сопвит вопросительно взглянула на мужа.
— Да, да, — усмехнувшись, подтвердил Марк, кивая, — они показали себя: снова со своими проделками.
— А у вас… у вас есть дети?
— Пока нет. Однако все еще впереди: я всего год замужем, — и она рассмеялась, словно сказала что-то забавное.
Эйлин Сопвит смотрела на гостью и молчала. Марк поспешил нарушить затянувшуюся паузу.
— После Лондона жизнь здесь покажется вам скучной, я полагаю, вы раньше жили в столице?
— Да, это так. У нас там был дом и еще один — в Йоркшире, но Билли их оба продал. Его предки, насколько я поняла, жили в этих местах около ста лет назад. Ему всегда хотелось сюда переехать. Муж говорит, что найдет для себя здесь больше занятий, чем в Лондоне. В конце года, несмотря на ужасную погоду, он ездил в Ньюкасл на распродажу мебели из особняков. Там было несколько интересных вещей, которые он хотел приобрести для нашего дома. Кроме того, его очень интересует инженерное дело. При его участии в свое время строились мосты. Я не помню, правда, названия мест, — она с сожалением пожала плечами и взглянула на Марка.
— Полагаю, это железнодорожные путепроводы над долиной Узбурн и Уилмингтонской балкой.
— Правильно, это именно те места, — кивнула она. — У меня плохая память на названия… Когда я сюда приехала, он повел меня в Новый театр в Ньюкасле, неплохой, надо сказать, и вечер удался на славу. Давно я столько не смеялась и над пьесой, и над публикой. В самом деле, — она бросила на него быстрый взгляд и продолжала, — у вас в провинции своя гордость и, возможно, мои слова заденут ваши чувства, но я едва понимала, что говорят окружающие.
— Ну вот, что я говорила! — воскликнула она, смеясь, когда Марк помедлил с ответом, ему не понравилось слово «провинция».
— Вы… собираетесь вскоре вернуться в Лондон или намерены жить здесь постоянно?
Вопрос, донесшийся со стороны дивана, прозвучал негромко, но оборвал смех леди Майтон.
— Мы приехали сюда только две недели назад. Собирались раньше, но отъезд пришлось отложить, потому что умер король и было провозглашено имя новой королевы. Билли должен был присутствовать при этом. Мне кажется, Билли здесь понравится, я даже уверена в этом, ну а я о себе пока определенно могу сказать лишь одно — у меня будет прекрасная возможность ездить верхом. Вокруг такой простор, места дикие… как и люди. — Она повернулась к Марку. Выражение ее лица показывало, что она ждет возражений.
В этот момент дверь отворилась и на пороге появилась камеристка. Она замерла, держась за ручку двери. Весь ее вид выражал удивление и недовольство.
Марк немедленно понял состояние женщины и, стремясь снять напряжение, протянул ей руку.
— Леди Майтон, это мисс Мейбл Веннер Прайс, — представил он камеристку.
Титул «леди» не произвел на мисс Прайс особого впечатления, выражение ее лица не изменилось, лишь слегка приоткрылся рот и немного отвис квадратный подбородок. Она сделала едва заметный реверанс со словами: «Ваша светлость».
Леди Агнес ответила на приветствие легким наклоном головы. Этот жест очень походил на тот, которым она удостоила молодого Бентвуда. Очевидно, у нее была особая манера держать себя со слугами, в которой, по мнению Марка, слишком уж ощущалась снисходительность. Он видел перед собой настоящую светскую леди, но ее высокомерие смягчалось умением расположить к себе; приятная дама, ничего не скажешь.
