Газовые лампы на стенах разгоняли вечерний сумрак, опускавшийся на гостиную; угли, пылавшие в печке, прогоняли прочь холод. Кровь Уорда все еще пылала после вчерашнего поцелуя. Он сделал еще глоток бренди, в пятый раз за последний час отодвинул это воспоминание подальше и подался вперед, глядя на часы – тяжелые, медные, с орнаментом, стоявшие на белой мраморной каминной полке. Половина шестого. Мисс Браун скоро присоединится к нему. Он распорядился насчет позднего обеда, отменив ужин, Уорд намеревался быстро поесть, наскоро обсудить будущее мисс Браун и пораньше лечь спать. Очень рано, задолго до того, как долгий одинокий вечер нашепчет его колеблющейся совести, что можно поддаться желанию и уложить гостью к себе в постель.
Уорд сделал еще несколько глотков. Хватит ли бренди? Спиртное было единственным способом защиты от прискорбно пылкой страсти, унаследованной им от отца, и помогало держать себя в руках вот уже больше года. Распутник Хатауэй много раз говорил ему, что спиртное понижает мужское желание. Уж кто-то, а Ро знает – до женитьбы на Фрэн он здорово пьянствовал. Теперь не пьет. С такой женой он должен все время быть в отличной форме.
Закрыв глаза, Уорд вздохнул и откинулся на спинку кресла. Сегодня он был бы рад обществу Ро. Или Хантингтона. Оба задразнили бы его до полусмерти. Эдвард смеялся бы, хлопал его по плечу и советовал выпить еще. Нося фамилию Хантингтон, Эдвард хорошо понимал, какое безжалостное давление испытывает Уорд. Ро ничего не понимает, он просто предлагает свою дружбу, не пытаясь, заглянуть в душу Уорда.
Но Ро сейчас находится в Марблхеде, а Эдвард – за океаном, в гостях у своего брата в Оксфорде. Уорда гостеприимно приглашают в дом Ро в любое время, но, учитывая неудавшиеся прошлые отношения с Фрэн, Монтгомери предпочитал отклонять приглашения. Однако сегодня, если бы не буря, он бы кинулся к Ро без оглядки.
Дверь в гостиную открылась, и Уорд вздрогнул. Он медленно поднялся с обитого полосатым желтым дамастом кресла. В комнату вошла мисс Браун. Уорд затаил дыхание. Платье было ей слишком велико, а судя по тому, как запрыгала ее грудь, когда Морган робко шагнула вперед, корсет она не надела. Подол платья струился свободно, под ним не было ни единой нижней юбки, препятствующей движениям, – в высшей степени неприлично. Однако вспыхнувшие щеки и жест, которым она придерживала лиф, говорили о скромности, и это решительно противоречило ее наряду и сделанному ранее предложению.
– Мне сказали, что вы ждете меня здесь. К обеду.
Искупавшись, она превратилась в очень привлекательную женщину с дерзким небольшим носиком и гладкой, словно атласной кожей. Уорд помнил, что эти красные, как роза, губы были мягкими и покорными. Если бы не отвратительный светлый парик, она была бы настоящей красавицей.
– Да, мадам. Надеюсь, вы хорошо выспались? Вы выглядите гораздо лучше, чем при нашей первой встрече.
– Спасибо, я выспалась, – ответила она и неуверенно шагнула в его сторону.
Глаза у нее зеленые и искрящиеся, как бурное море. Казалось, они пытаются прикоснуться к нему, погладить ту часть его сердца, что до сих пор тосковала по океану. Знакомо. Слишком знакомо. Уорд мог бы поклясться на Библии, что Морган уже стояла перед ним раньше и эти глаза уже вытягивали из него сердце, но это было запрещено, потому что она принадлежала другому; Но кому? Ни один его знакомый не оставил бы женщину в таком затруднительном положении. Ни один мужчина в здравом уме не потерял бы такое сокровище.
Дверь снова распахнулась.
– Обед подан, сэр, – произнес Герман.
Морган опустила руку и обернулась к двери, разрушив чары. Предательский взгляд Уорда быстро метнулся к ее отвисшему лифу. Капитан втянул в себя воздух. Боже милостивый, он увидел под платьем все – от ее грудей, увенчанных розовыми бугорками, до изгиба талии и бедер…
Она снова повернулась к капитану, и он быстро отвел взгляд. Она вопросительно подняла бровь.
Проклятие, проклятие, проклятие! Выпив два бокала бренди, он заплыл слишком далеко. Не иначе его судно дало течь, потому что выпитое приглушило только способность сдерживаться.
– Спасибо, Герман, – сказал Уорд, пытаясь взять себя в руки. – Сегодня очень холодно. Будьте добры, принесите мисс Браун какую-нибудь шаль. Мисс Браун, прошу, – добавил он, поворачиваясь к ней с легким поклоном, – позвольте проводить вас в столовую.
Капитан Монтгомери легко поддерживал беседу своим низким, просоленным морем голосом, говоря о неустойчивой бостонской погоде, о развлечениях в этом городе, о литературе. Тогда, на судне, только что овдовев, оставшись без средств к существованию, Морган лихорадочно пыталась подцепить Чарльза Уэдерли, обеспеченного вдовца, который подыскивал себе жену, и не обратила внимания на изысканные манеры капитана.
Лакей унес вторую перемену блюд, и Морган нервно отхлебнула кларета. Еще одна перемена, а потом…
О Господи, подумала она и, стремясь изменить направление мыслей, стала рассматривать большую, обставленную и синих и кремовых оттенках столовую капитана Монтгомери, освещенную ревущим в камине пламенем и шипящей хрустальной газовой люстрой. Как и в других комнатах, мебель здесь была старомодной. С одной стороны, простая мебель доказывала, что капитан – человек довольно скромно обеспеченный, и отсутствие позолоты в украшении комнаты только подтверждало это мнение. С другой стороны, обои казались весьма дорогими – насыщенного ярко-синего цвета с рисунком из зеленых и коричневых дубовых листьев и золотой тисненой каймой. Толстый ковер заглушал шаги отлично вышколенных слуг капитана, появлявшихся как по волшебству, как только в них возникала нужда, и снова исчезавших куда-то.
– Если вы хотите узнать больше о литературе Новой Англии, – произнес капитан, – стоит прочитать «Дом о семи фронтонах» Хоторна.
– Спасибо, я так и сделаю, – ответила Морган, снова переводя взгляд на капитана. У нее перехватило дыхание. Он был одет небрежно, но элегантно: в ярко-синий сюртук и небесно-голубой жилет, расшитый серебром. Идеально чистая белая льняная рубашка и галстук составляли резкий контраст с черными волосами и восхитительными карими глазами. Чем больше Морган пила, тем легче представляла себе, как покорится его поцелуям, его прикосновениям и всему остальному. В начале вечера эти мысли порождали ужасающую яму в ее животе, но сейчас, когда они доедали последнее блюдо, эту яму заполнило шипучее предвкушение. Отец был прав, у нее действительно душа распутницы.
– Не желаете бокал мадеры к десерту, мадам? – спросил лакей.
Морган кивнула. Леди не должна выпивать за едой больше одного бокала вина, и то лишь в том случае, если это ей предложит джентльмен. Нет, она не леди.
