Дверь в его спальню отворилась. Со своего места на балконе Корд мог видеть всю комнату: без стука вошел один из близнецов, окинул быстрым взглядом помещение и, наконец, посмотрел в сторону открытых жалюзи. Закрывая за собой дверь, Стефен заметил Корда. Корд подошел к распахнутым двустворчатым дверям, ведущим на балкон, и остановился, прислонившись в поисках опоры плечом к косяку.
Стефену Колдуэллу едва исполнилось восемнадцать, но ему, так же как и его словно две капли воды похожему брату, легко можно было дать лет двадцать. Этот златокудрый, широкоплечий Адонис ростом под метр девяносто, на которых он явно не собирался останавливаться, был одним из двух братьев, сотворенных единственной кузиной Генри, Мариэтт, и ее мужем, статным американским морским офицером, погибшим в сражении вскоре после того, как почила в бозе, подарив жизнь близнецам, его немолодая к тому времени жена.
Корд постарался сосредоточить взгляд на Стефене, который с задумчивым видом уселся в ногах массивной кровати под балдахином.
– Как я погляжу, ты еще держишься на ногах, – заметил Стефен, пристально изучая безупречную манжету батистовой рубашки, выступающую из-под обшлага рукава ровно настолько, насколько это необходимо.
– Надеюсь, это ненадолго. – Корд сделал еще один большой глоток вина.
– Ты собираешься приветствовать свою нареченную в таком виде?
Корд широко развел руки, едва не расплескав содержимое бутылки на белый пол балкона:
– Именно так я намерен приветствовать мою нареченную… Если она решит наконец появиться.
Ему не понравилось, как потемнел взгляд карих, задумчиво устремленных на него глаз Стефена.
– Может, женитьба и впрямь самое лучшее для тебя, братец.
Корд сжал горлышко бутылки:
– Собираешься меня выдать деду? Стефен покачал головой:
– Нет. Но если ты будешь продолжать в том же духе, сам себе скоро могилу выроешь.
– А ты считаешь, что жена сумеет меня остановить?
– Возможно. Если это будет стоящая женщина.
– Значит, ты все еще относишься к женщинам с куда большим уважением, чем я. Несомненно, это из-за…
– Из-за моего американского воспитания, – закончил за него Стефен.
Близнецов воспитывали на востоке страны родственники отца. Юноши только недавно прибыли в Новый Орлеан. Вращаясь в высшем креольском обществе, они уже успели обрести небрежную элегантность, пребывая в вечных поисках счастья и удовольствий, которые могло дать им богатство, унаследованное от матери.
Личное состояние Генри и его влияние открыли для юных Колдуэллов все двери, которые, правда, захлопнулись на некоторое время после того, как Корд в последний раз и очень основательно впал в немилость. Корд догадывался, что братья мечтали, чтобы он как можно скорее остепенился, а еще лучше уехал, не столько ради него самого, сколько для собственного блага.
От этой догадки заныла душа. Корд сделал еще один глоток, продолжая, покачиваясь, стоять у балконной двери.
– Она может оказаться симпатичной, – словно размышляя вслух, сказал Стефен.
– Если бы я мог, то уступил бы ее тебе.
– Ее отец дал в приданое целое состояние, лишь бы увидеть дочь обвенчанной с наследником одного из самых старинных, самых почтенных семейств Нового Орлеана. Ты ведь, без сомнения, понимаешь, что теперь ты – наследник фамилии Моро.
– Ну, об этом-то фактике я забуду очень скоро!
Корд на долю секунды закрыл глаза и почувствовал некоторое удовлетворение: ему начинало казаться, что пол комнаты уплывает из-под ног. Слава Богу, скоро он почти перестанет соображать – последнее время именно в таком состоянии он предпочитал находиться дни и ночи напролет. Это гораздо проще, чем осознавать горькую действительность. Корд снова медленно открыл глаза. Стефен все еще восседал на краю кровати. Напоминающий херувима-переростка, светловолосый и темноглазый, он был полной противоположностью Корду.
– О’Харли думал, что его дочь выйдет замуж за самого достойного представителя семейства, а не за какую-то белую ворону. Может, она уже узнала, что Алекса нет в живых, и передумала, – сказал Корд кузену.
При упоминании имени Алекса и его смерти Стефен, похоже, сразу протрезвел. «Им всем по-прежнему больно», – напомнил себе Корд. – Им всем…»
Корд оттолкнулся от дверного косяка и широкими шагами вернулся на балкон. Около стены стоял стул с плетеной спинкой. Молодой человек сел и откинулся назад, поставив стул на две задние ножки. Упершись затылком в стену, Корд вскинул к губам бутылку и осушил ее одним махом. Внезапно его внимание привлек легкий шум у дверей: Стефен последовал за ним на балкон.
– Мне не нужен надсмотрщик, – сказал Корд, даже не пытаясь скрыть сквозившую в голосе горечь. Он отшвырнул бутылку, и она с глухим звуком покатилась по полу. – Почему бы тебе не пойти вниз и не поиграть с Тони? Или помоги угощать отца Переса пирожными и кларетом.
– А ты намерен упиться до смерти?
Корд не мог бы точно сказать, что больше его взбесило: неподдельная забота во взгляде Стефена или открытая жалость, сквозящая в его тоне. Проигнорировав и то и другое, он промолчал, так что Стефен вскоре удалился по галерее в собственную комнату.
Дождь усилился, с неба лился сплошной водный поток, искрящийся в свете, пробивающемся из окон дома. Вдалеке просматривались лишь несколько фонарей.
«Ты намерен упиться до смерти?» Прощальный выпад кузена не давал ему покоя.
– Хотел бы я, чтобы это было так просто, – прошептал Корд куда-то в сырую ночь.
Он оказался слишком труслив, чтобы заставить себя напиться до смерти, ведь не было никакой гарантии, что ночные кошмары не будут преследовать его неотступно даже на пути в преисподнюю.
Селин только раз или два в жизни присутствовала на мессе, поэтому, укрывшись в глубокой тени кафедрального собора святого Людовика и моля Бога помочь ей выбраться из города, чувствовала себя почти самозванкой. Девушка плотнее закуталась в накидку и постаралась унять дыхание. Волосы под капюшоном были влажными и спутались, туфли промокли насквозь, юбка была забрызгана грязью. Единственное, что у нее оказалось с собой, – это монеты, спрятанные за лифом платья. У нее не было времени прихватить что-то еще. Селин остановилась возле церкви на несколько секунд: принять более спокойный вид и унять резкую боль в боку.
Прислонившись к углу здания, она заметила подъезжающий прямо к собору экипаж. Селин сделала шаг назад, стараясь держаться в тени, и оттуда наблюдала, как слезает с козел извозчик. Он встал посреди улицы, споря о чем-то с невидимым пассажиром. Наконец, после короткой дискуссии, возница покачал головой, сплюнул и снова забрался на свое место. Дверца распахнулась с такой силой, что ударилась о стенку экипажа.