Дебра Дайер - Хранитель сокровищ

– Ты проводил в этой комнате много времени, – снова заговорила Элизабет. Она подошла к книжным полкам, висящим на стене. На них стояли не только книги, но и игрушки. Бледно-желтые, в узкую белую полоску шелковые обои красиво гармонировали с панелями красного дерева.

– Ты узнаешь эту комнату? – с надеждой снова спросила жена.

Что мог он ей ответить? Как объяснить странное чувство, которое им владело? Все здесь казалось Эшу настолько знакомым, словно когда-то во сне уже видел это место.

Последние несколько дней память играла с ним в прятки. Воспоминания приближались к нему настолько, что он мог до них дотронуться. Поначалу Эш не обращал на это никакого внимания. Он считал свои воображаемые картины обрывками из всего увиденного и услышанного. Это были и лица со старых полотен, и образы из историй, рассказанных учительницей. Со временем Эш понял: спрятаться от действительности ему не удастся. Рано или поздно, но он все равно с ней встретится.

Элизабет подошла к дивану, который вместе с парой высоких кресел стоял возле камина. Опустив руку на мягкую спинку, она с нежностью погладила шелковую обивку.

– Эмори и Ребекка часто приходили сюда и смотрели, как ты играешь, – сказала она.

– Когда Пейтон уехал из этого дома, ему было пять лет, – заметил Эш. – Я не знаю, может ли взрослый человек вспомнить что-нибудь из такого раннего детства?

– Но ты должен постараться, – попросила жена и подошла к книжному шкафу с игрушками. – Вот уже двадцать три года никто с ними не играл. Что-нибудь здесь кажется тебе знакомым?

Эш подошел к шкафу и стал рассматривать расставленные деревянные экипажи, резных лошадок, мягких, набитых ватой зверюшек, оловянные ружья. Все это богатство принадлежало одному маленькому принцу.

– Нет, ничего, – коротко ответил он. Элизабет взяла с полки коньки, блеснувшие на солнце ярким металлом лезвий, и показала их мужу.

– Ты очень любил кататься на них.

Эш покачал головой и отвернулся. Подойдя к столу с панорамой сражения, он поставил солдатика, которого все еще держал в руке, на поле боя. Эш видел настоящую войну своими глазами, с кровью и страданиями. Его отец из племени, желая показать свой миролюбивый настрой, поднял руки вверх, когда в деревню вошли американские солдаты. Помнил Эш и ту минуту, когда один из бойцов вскинул ружье и Лайтинг Уолкер упал на землю с изувеченным лицом.

Не мог забыть убитых женщин и детей. Цвет их кожи был не таким, как у белых людей. Сам он просто чудом уцелел. Разве может тот несчастный мальчик быть маленьким принцем, играющим когда-то в этой комнате много-много лет назад?

Вот уже несколько дней Эшу не давало покоя ощущение, что Четсвик был его домом.

– Я уверена, со временем память непременно к тебе вернется, – сказала Элизабет.

Обернувшись, Эш посмотрел на жену, и сердце больно сжалось в груди. Элизабет стояла у стола.

Солнечные лучи играли яркими бликами в роскошных золотисто-каштановых прядях. Эшу показалось, что свет исходит именно от нее. В этой удивительной женщине, ставшей ему женой, заключены были нежность, тепло и ласка, которых так недоставало в жизни. Но все это предназначалось не Эшу Мак-грегору, а Пейтону Тревелиану.

– Неужели ты веришь, что возвращение памяти магическим образом превратит меня в Пейтона? Ведь это его, ты ожидала видеть на моем месте? – спросил он.

Элизабет нахмурилась, и меж тонких бровей пролегла морщинка.

– Но кое-что ты все же припоминаешь? – растерянно произнесла она.

– Ну и что из того? – упрямо возразил Эш, глядя на поле боя. – Если я и в самом деле тот мальчик, который жил в этом доме двадцать три года назад, неужели так необходимо снова в него превращаться?

– Но это избавило бы тебя от сомнений, – заметила жена.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, кем я был, – резко ответил он. – Но не в том, кто я есть сейчас.

– Ты – Пейтон Тревелиан, – повторила Элизабет, начиная терять терпение. – Здесь твой дом, твоя семья. Но ты слишком упрям, чтобы это признать.

– Это ты слишком упряма, если не хочешь понять: я не могу назвать это место своим домом, каким бы ни было мое имя, – воскликнул Эш.

Глаза Элизабет сверкнули гневным блеском.

– Если бы ты перестал искать причины, по которым не можешь этого сделать, до твоей упрямой головы давно дошло бы, что Четсвик – твой дом.

Эш с угрожающим видом направился к жене, чувствуя в себе пробуждающегося зверя. Ей давно пора показать, за какого хищника она вышла замуж; тогда у нее, наконец, отпадет охота превращать его в ручного домашнего котенка.

Глаза Элизабет широко раскрылись. Эшу даже показалось, что он слышит, как внутренний голос Элизабет, голос разума, подсказывает ей, что надо повернуться и бежать от него со всех ног. Стремясь сильнее напугать жену, Эш зло прищурился. «Она должна убежать, – твердил он себе.– Должна убежать от меня, как можно подальше, пока есть такая возможность».

Элизабет стало страшно. Она поняла, что разбудила спящего свирепого льва. Он надвигался на нее, сжав губы и зло поглядывая. Любая женщина давно подхватила бы юбки и пулей выскочила из комнаты. Но Элизабет даже не сдвинулась с места. Она не хотела показать, как просто ее напугать. А он продолжал наступать медленной и грациозной поступью хищника, от которой кожу пробирал мороз.

– Не забывай, я не один из твоих утонченных джентльменов, – прошипел Эш. – И каким бы, черт побери, ни было мое имя, сам я не изменюсь.

Элизабет попятилась, прижавшись к письменному столу. Она вскинула голову, не желая выглядеть в его глазах трусихой.

– Даже у льва есть дом и семья, – решительно сопротивлялась она.

– Его собственные дома и семья, – уточнил Эш.

– Но ведь ты родился в этом доме, – горячо воскликнула Элизабет. – И здесь сейчас живет твоя семья.

– Я никогда не стану тем блестящим джентльменом, которым вы все хотите меня сделать, – гневно сказал он.

Элизабет старалась сохранить спокойствие.

– Никто не хочет делать из тебя того, кем ты не являешься, – устало возразила она.

– Черта с два, вы все этого только и ждете! – С этими словами он опустил руку на шею жены и пощекотал длинными пальцами.

Прикосновение вызвало во всем его теле приятную дрожь и напомнило о жарких ласках. Эш любил ее каждую ночь, но объяснял это себе только похотью. Он по-прежнему хотел, чтобы Элизабет чувствовала себя проституткой, продающейся очередному клиенту.

Но что бы он ни говорил и каким бы равнодушным ни казался, его настоящие чувства к ней ощущались в каждом прикосновении, ласках и поцелуях. Возможно, он пока ее не любил. Но он хотел ее и страстно желал взаимности, когда овладевал ею.