– Не надо, Фрэнсис, ты делаешь мне больно, – прошептала она.
Фрэнсис опустил руку, но продолжал сверлить ее взглядом.
– Кто тебя ударил? – повторил он.
– Говорю же тебе, я упала! Ничего страшного не случилось. – Энн отошла к дальней стене и принялась с притворным интересом изучать бадью и ведерко. – Если ты принесешь воды, я попробую немного тут прибраться.
Фрэнсис так и не сдвинулся с места. Он стоял посреди комнаты с земляным полом, глядя, как Энн изучает обстановку, и в груди у него все переворачивалось от бессильной ярости. Она явно не собиралась ничего ему рассказывать по доброй воле, а нарываться на ссору ему не хотелось. Будь проклят Гленкеннон с его трусливой привычкой нападать на тех, кто не может дать сдачи!
– Ладно, воды я принесу. Кроме того, надо позаботиться о Люцифере, – угрюмо проворчал Фрэнсис. – Никуда не выходи, я скоро вернусь.
Не оглядываясь на Энн, он схватил ведро и, нагнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, вышел из хижины.
Фрэнсис отвел усталого жеребца за хижину, где был устроен навес для лошадей, освободил его от седла, растер пучком травы. Странное поведение Энн не шло у него из головы. «Она похожа на испуганную кошку, – мрачно подумал Фрэнсис. – А самое удивительное – она, по-видимому, боится меня!» Он уже привык к внезапным переменам ее настроения, но – видит бог! – ей следует научиться быть честной с ним.
Он вздохнул и устало прислонился к мощному плечу жеребца. Ладно, у них еще будет время все выяснить до конца: им придется провести в этом уединенном месте несколько дней. Вспомнив стройную фигурку Энн в мальчишеских штанах и в расшнурованной у горла мужской рубахе, Фрэнсис усмехнулся, внезапно ощутив прилив желания. Да, им будет чем себя занять в свободное время!
Фрэнсис принес речной воды для Люцифера, нарезал для него охапку растущей на берегу свежей травы. Убедившись, что жеребец ни в чем больше не нуждается и выглядит довольным, он сполоснул ведро и наполнил его прозрачной ключевой водой.
Когда он вернулся в хижину, Энн уже смахивала пыль с мебели. Фрэнсис одобрительно улыбнулся ей и наполнил водой бадью.
– Умойся, и мы поедим. У меня тут в сумке овсяные лепешки и вяленое мясо. Может быть, осталось даже немного сыра, если Конрад его не прикончил.
Энн закатала рукава и, зачерпнув обеими горстями щедрую порцию холодной воды, плеснула себе в лицо в надежде, что умывание придаст ей немного бодрости. Может быть, тогда ей удастся придумать для Фрэнсиса какую-нибудь историю поубедительнее…
Она вытерла мокрые руки о подол рубахи и опустила рукава, а затем подошла к столу и села на свободный стул, делая вид, что не замечает его пристального взгляда.
– А что мы будем есть, когда припасы кончатся? – спросила она.
– В этом сундуке у меня хранятся силки, – ответил он. – Как только поедим, я посмотрю, что можно будет поймать у ручья.
Они разделили убогую провизию поровну и запили ее остатками принесенной воды. Опять между ними установилось неловкое молчание. Энн искоса бросила на Фрэнсиса настороженный взгляд. Как он поступит, если она просто выложит ему всю правду? Разве он ее не предупреждал в тот день на озере, что с сэром Перси шутки плохи? Нет, он поймет, что она ни в чем не виновата! Возможно, он даже пожалеет ее…
Энн уныло уставилась на собственные руки. Он, конечно, поймет, но ни один мужчина никогда не сможет простить или хотя бы забыть такой несмываемый позор. Всякий раз, взглядывая на нее или прикасаясь к ней, он будет вспоминать о Кэмпбелле.
Нет, она не могла сказать ему правду, и все-таки Фрэнсис заслуживал объяснения. Он должен знать, что она не может выйти за него замуж, что она не вернется с ним в Кеймри.
Энн откашлялась и подняла на него взгляд.
– Я должна кое-что тебе сказать, Фрэнсис.
Его лицо сразу же прояснилось.
– Слава богу, милая! Я уж чуть было с ума не сошел, гадая, что с тобой приключилось.
Энн глубоко вздохнула.
– Я решила отправиться в Брайз-Холл, к моему дяде. Я не хочу возвращаться с тобой в Кеймри. – Опустив глаза, она принялась нервно теребить размочаленный конец веревки у себя на поясе. – Я тут подумала и поняла, что все-таки не хочу выходить за тебя замуж. Ты, конечно, рассердишься, но… я передумала.
Как ни странно, Фрэнсис не рассердился, а только удивленно прищурился и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула.
– Понятно. Может быть, ты хочешь принять предложение Кэмпбелла? Но тогда зачем же ты решила сбежать из Кеймри, милая?
Энн нахмурилась.
– Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, почему я решила сбежать. К тому времени, когда отец догадается, что я у Иэна, я уже буду на пути в Англию… или, может быть, во Францию. Я терпеть не могу Шотландию, – неуклюже закончила она. – Я хочу домой!
– Гленкеннон узнает о твоем местопребывании самое большее недели через две. Неужели ты хочешь, чтобы Иэн и его семья пострадали из-за того, что дали тебе приют?
Энн смотрела на него в полной растерянности. Ей и в голову не пришло, что ее бегство и даже само родство с ней может грозить Макдоннеллам страшными последствиями.
Фрэнсис поставил локти на стол и наклонился к ней.
– Ты вернешься в Кеймри вместе со мной, как и было условлено, – твердо сказал он. – Я не стану подвергать Иэна опасности, подбрасывая ему на порог горящую головешку. Кеймри – хорошо укрепленная цитадель, которая может выдержать сколь угодно долгую осаду, а вот Брайз-Холл Гленкеннон мог бы взять штурмом за полдня. – Фрэнсис неожиданно вскочил и обошел вокруг стола. Схватив Энн за руки, он силой заставил ее подняться. – Что случилось, Энн? Почему ты не можешь сказать мне правду? Неужели ты мне совсем не доверяешь?
Его глаза наполнились нежностью и теплотой, сильные руки ласково сжимали ее плечи. «Ну почему, – подумала она растерянно, – почему он вызывает у меня такую нежность именно сейчас, когда я потеряла его навек?»
Он медленно наклонил голову, и ее охватило неистовое желание еще хоть раз почувствовать, как он ее обнимает… Закрыв глаза, она робко подняла к нему лицо, и его губы тут же прижались к ее губам в долгом, нежном, нетребовательном поцелуе. Позабыв обо всех своих горестях и тревогах, Энн обхватила его руками за шею, ее пальцы погрузились в его густые вьющиеся волосы.
У Фрэнсиса кружилась голова от сладкого предвкушения. Он пил хмельной мед ее поцелуя, и все его тело дрожало от желания, которое ему вскоре предстояло утолить. Быстро развязав шнуровку на рубахе, Фрэнсис обхватил ее грудь, но в ту самую минуту, как он прикоснулся к ней, Энн вдруг вскрикнула и отшатнулась:
– Нет! Не трогай меня!
Фрэнсис уставился на нее в замешательстве. Всего секунду назад она была чувственной и страстной, а теперь смотрела на него так, будто он сейчас ее укусит.
