В Сингапур приезжали не только многочисленные туристы. Но и деловые люди и все больше колониальных чиновников для управления постоянно растущим городом и Проливными Поселениями.
Это был новый сорт людей, поселившихся в Сингапуре. Прошло время сорвиголов, вояк и авантюристов, которые пускались в добровольную ссылку, чтобы на краю света, на неприрученном островке с большими рисками строить свое счастье.
Эти новые граждане Сингапура носили белые костюмы, тропические пробковые шлемы и щегольские тросточки и посматривали в лучшем случае свысока, а в худшем – презрительно на пеструю смесь здешних народов. И в отличие от прежних времен они привозили с собой своих мэм, которые и не думали приспосабливать домашнее хозяйство к климату или местным обычаям, а с энтузиазмом пустились насаждать в тропиках свой цивилизованный британский стандарт жизни. Только с бо́льшим количеством прислуги.
Прогресс этого времени шел им навстречу и сделал из Сингапура этакое дальнее тропическое предместье Лондона, удаленное от метрополии всего на две недели. Газеты и журналы держали людей в курсе всего, что происходило дома и что было в моде, а постоянный поток почты между Великобританией и Сингапуром обеспечивал местных мэм занятостью.
Телеграфом Сингапур был связан с Мадрасом, Явой и другими городами Проливных Поселений, а с переходом первой частной телефонной службы в руки Oriental Telephone and Electric Company телефонная сеть города быстро перекинулась и на Джохор. И новый пароприводной трамвай составил конкуренцию бесчисленным рикшам; заключались пари, какое же из этих двух средств передвижения одержит верх.
Театр, многочисленные клубы и балы, бега и регаты, публичная библиотека и музей, ботанические сады и «курящие» концерты для джентльменов обеспечивали приятное времяпрепровождение, при котором всегда остаешься среди своих.
События, на которые являлись и Георгина с Полом Бигелоу – ради бизнеса и детей. Георгина так и не избавилась от робости окончательно, но справлялась с ней. Знание о своем происхождении давало ей опору, в которую временами примешивалось – как местный шнапс в шампанское – дьявольское удовольствие: будучи наполовину малайкой, вращаться в кругу этих леди и джентльменов, гордых своим статусом. Но иногда этот напиток все-таки горчил у нее на языке.
В новом Сингапуре со временем и по мере нарастающего благосостояния размывались разделительные линии между разными народами. Китайцы, тамильцы, индийцы и арабы, которые стали оседлыми, женились на малайских женщинах, рожали детей, которые, в свою очередь, тоже рожали детей: перанакан. Потомков.
Связи, породившие собственную кухню, собственные обычаи, собственный образ жизни, в которых соединились отечество и материнский мир. Баба-неня. Читти. Джави перанакан.
Для дочери шотландского торговца и малайской горничной не было благозвучного названия.
В новом, благоустроенном, чистом, колониальном Сингапуре больше не было места для людей моря. Для мальчиков-пиратов. Для ханту. Для матианак. Для таких историй, какая была у Георгины.
– Георгина!
Она вздрогнула и повернула голову. Пол улыбнулся и нежно взял ее за подбородок.
– Мечтательница ты моя. О чем ты сейчас думала?
Она выдохнула так, будто простонала, прижалась к нему и приклонила голову ему на плечо.
– О жизни.
Под ликование матери, отца и тети маленький Гордон упал в руки Джо, которая прижала его и тискала, а Дэвид, смеясь, погладил сына по голове. Лиза посмотрела издали в сторону веранды и помахала рукой, рукав ее летнего платья водопадом скользнул с локтя. Джо тоже с улыбкой подняла ручку маленького Гордона и помахала ею.
– Лучший подарок мне ко дню рождения, – шепнула Георгина.
В шестнадцать лет Джо решила поехать в Англию вместе с братом и там поступить в женский колледж, чтобы изучать языки, литературу и искусство. Всего две недели как она вернулась, стройная, вытянувшаяся девятнадцатилетняя девушка с озорными голубыми глазами. Ее сопровождали Мэйси и ее муж Генри, которые теперь, после смерти Стеллы и Сайласа Гиллингемов и после того, как их последний ребенок стал самостоятельным, захотели взглянуть на Сингапур их кузины; после чая они ушли прогуляться по пляжу.
– Она напоминает мне тебя, – пробормотал Пол. – Тогда. В наше первое время.
– Нет. – Георгина с улыбкой покачала головой. – Джо намного красивее, чем была я. Она уверенная в себе и целеустремленная. И такая умница.
Иногда она спрашивала себя, как бы протекала ее жизнь, если бы наследственность Тиях превозмогла упрямую шотландскую наследственность Финдли. Если бы она родилась на свет с темными глазами и коричневой кожей.
Ей некого было об этом спросить. Семпака в какой-то момент стала возражать против ее посещений. Она была сестрой Тиях и нянькой Георгины, но не хотела быть ее теткой. Однажды Георгина все-таки съездила туда, два года назад. То было ее последнее посещение деревни. На могилу Семпаки.
– Умница в мать, – тихо сказал Пол. – Без тебя бы фирма сейчас не была в таком хорошем положении.
Георгина подняла голову и удивленно на него посмотрела.
– А тебе никогда не приходило в голову, что я хотя и не был в восторге от того, что ты давала мне советы, но все-таки задумывался над ними? И что мне всегда шло на пользу, когда я говорил с тобой о делах? Не будь твоих возражений, я бы тогда точно продал долю в компании и сегодня бы в этом жестоко раскаивался.
Танжонг Пагар Док Компани, не только самая крупная компания, которая содержала сухие доки в Нью-Харборе, но и самая агрессивная, уже облизывающая пальцы, проглотив более слабых конкурентов, приносила в последние годы хорошие дивиденды, умножавшие состояние Бигелоу.
– И я уверен, что нашими удачными сделками с Вампоа мы тоже обязаны тому впечатлению, которое ты тогда произвела на него. Он всякий раз справлялся о тебе, когда я у него бывал.
И Вампоа, удостоенный чести быть награжденным рыцарским орденом Святого Михаила и Святого Георгия от губернатора за заслуги перед британской колонией Сингапур, тоже не числился больше среди живых.
– Я этого не знала, – прошептала Георгина.
Пол улыбнулся:
– Иногда я думаю, что этот фиолетовый оттенок в твоих глазах открывает тебе взгляд в иные миры. Но он мешает тебе видеть близкое, доступное. Зачастую он делает тебя слепой к реальности.
Щеки Георгины покраснели, и она посмотрела в сторону павильона.
Новая черепичная крыша просвечивала своим красно-коричневым цветом сквозь прореженные верхушки деревьев и подрезанные кусты. В ходе ремонта Л’Эспуара мастера взялись и за павильон, очистив его от зарослей, мха и плесени. Он снова стал светлым, но тенистым местечком, постоянно продуваемый морскими бризами и обставленный новой мебелью из ротанга и тропической древесины. Только кровать Георгина сохранила, заказав столярам лишь ее починку.
Это был ее способ примириться с прошлым и прийти с ним в согласие.
Она посмотрела на Пола. Мужчина, за которого она вышла замуж не по своей воле и с которым делила кров, стол и постель вот уже много лет.
Ему было уже близко к шестидесяти, но он оставался в хорошей форме, лишь слегка пополнев в поясе. И лицо казалось полнее – может быть, из-за залысин и поседевших волос.
Как и волосы Георгины тоже посеребрились первыми седыми прядями, а бедра стали бугристыми. После того как она выкормила троих детей, груди ее давно уже не были круглыми и полными, а на животе и на боках твердо залегла жировая прослойка, но верховая езда и плавание оказывали этому упорное сопротивление.
Она и понятия не имела, насколько хорошо он знал ее после стольких-то лет. Тогда как сама она еще не могла решить толком, как воспринимать его.
– Боюсь, ты прав, – сказала она и поцеловала его в щеку.
Пол шепнул ей на ухо:
– Идем наверх? В спальню?
Брови Георгины поползли вверх:
– Сейчас? Среди бела дня?
Улыбка, которой одарил ее Пол, была все такой же плутовской и мальчишеской, как раньше.
