– Значит, вы общались не с теми людьми, – просто сказал он. – Или, вероятно, они никогда не заглядывали в ваши великолепные карие глаза. Или не слышали, как вы читаете рассказы при свете свечи, или не видели, как вы вскидываете взгляд и, не задумываясь, улыбаетесь. – Он снова поцеловал её.
По щекам Тибби катились слёзы.
– Ох, Итен, вы прямо прирождённый оратор. – Она выпрямилась, пытаясь быть благоразумной. – Но что, если я слишком стара, чтобы иметь детей.
Итен опять её поцеловал.
– Будут у нас детишки или нет – на то воля Господа. А сейчас, избавьте меня от страданий и скажите «да» или «нет».
Она уставилась на него.
– Разумеется, «да»! – воскликнула Тибби. – Тысячу раз «да». Ох, Итен, я и не мечтала… – Она кинулась к нему в объятия и стала так неистово целовать, словно от этого зависела её жизнь. Изрядно потрёпанное сердце Итена буквально разрывалось от любви и радости.
К тому времени, как стихли поцелуи, оба они тяжело дышали, а Тибби сидела у него на коленях.
– Мне не терпится показать тебе коттедж, – сказал он ей. – Я хорошенько над ним поработал: он стал похож на твой, тот, что сгорел, и ждёт, чтобы ты превратила его в уютный дом.
Она кивнула:
– Я хорошая хозяйка.
Итен насмешливо посмотрел на неё.
– Я не о ведении хозяйства толкую, дорогая. Я говорю о месте, куда можно прийти домой и сесть у камина, а ты будешь читать мне или шить, а потом мы отправимся в спальню и будем любить друг друга так, что расплавятся все твои косточки.
Тибби вздохнула и крепче обняла его.
– Самым счастливым вечером в моей жизни был тот, что мы провели вместе в прошлом году, когда юные Ники и Джим легли спать, и ты учила меня, читала мне истории из своих книжек, а я сидел и глядел в твоё милое личико и мечтал о том, чтобы ты стала моей.
– Ох, Итен.
– Мне лишь не понравился момент, когда я отправился в свою постель, а ты в свою. Я люблю тебя, Тибби, люблю всем сердцем.
– Ох, Итен, я и не догадывалась, – произнесла она со слезами на глазах. – Почему ты не открылся?
– Тогда мне нечего было тебе предложить, – ответил ирландец. – Но теперь у меня есть домик и я полноправный партнёр Гарри – те зиндарийские лошади, которых я буду получать каждый год, многое изменили. Поэтому я могу просить твоей руки.
– Я бы вышла за тебя, даже не будь у тебя и пенни за душой. – И Тибби опять принялась целовать его.
Итен целовал её, пока они оба едва не одурели от поцелуев, и ласкал ей грудь через платье. Он нежно провёл своими большими огрубевшими ладонями по телу Тибби, и она затрепетала от наслаждения. Не отрываясь от её губ, Итен медленно скользнул рукой между её шелковистых мягких бёдер. Тибби приглушённо вскрикнула и задохнулась, потом слегка выгнулась, но не попыталась остановить его. Она дрожала и льнула к нему, лихорадочно отвечая на поцелуи.
Так, на жёсткой скамейке, посреди лабиринта, в декабре месяце Итен подарил мисс Тибби её первый в жизни оргазм.
После он держал её на своих коленях, её маленькое, изящное тельце калачиком прижималось к нему.
– Это что–то необыкновенное, – произнесла она наконец. – Я никогда не знала… даже подумать не могла.
– В следующий раз это должно произойти на супружеском ложе, – сказал он ей. – Иначе я потеряю голову и овладею тобой. А когда я буду брать тебя, Тибби, я хочу, чтобы это произошло в нашей постели, в нашем доме.
– О да, Итен, пожалуйста, – отозвалась она. – Я так люблю тебя. Я даже не мечтала…
Итен снова её поцеловал.
Эванс привел Гарри в ту часть Лондона, где тот никогда не бывал, в какой–то отдалённый уголок рядом с доками. Узкие улицы кишели маленькими оборвышами, нищими, проститутками и были завалены отбросами. Старые, покосившиеся здания словно росли, как грибы, а не строились людьми: дома были мрачными, грязными и убогими.
Гарри всегда ненавидел города, и это неприглядное место служило лучшим свидетельством, почему он всё ещё держался подальше от них. Милостивый Боже, как люди могут так жить?
И как кто–то мог притащить сюда ребёнка?
– Мерзкое местечко, чтобы здесь жить, как есть, мерзкое, сэр, – произнёс Эванс, словно читая мысли Гарри. – Моя матушка в Уэльсе живёт, вот куда бы я забрал малютку. Любит она ребятишек, матушка моя. Нас у неё ведь восьмеро было, знаете ли.
Эванс вёл Гарри дальше в паутину пересечённых улиц, и наконец путники очутились в узком переулке.
– Вон там, – сказал Эванс.
Переулок был слишком тесным, чтобы могла пройти лошадь.
– Подожди здесь и присмотри за лошадьми, – приказал ему Гарри. – Который дом?
– Последний в самом конце, никак не проскочите дальше. Ступайте и взберитесь по лестнице до самого верху, там дверь такая зелёная. – Эванс послал Гарри иронический взгляд: – Спросите «Мамашу».
Дом окружало зловоние. Стараясь не вдыхать глубоко, Гарри поднялся по шаткой лестнице и постучал в зелёную дверь.
Та со скрипом отворилась, и на него уставился глаз. Голос произнёс:
– Туточки джен’льмен, мэм.
– Дай–ка гляну.
Другой глаз сменил первый, затем, заскрипев, дверь отворилась пошире. Грузная грязная женщина в платье с низким вырезом оглядела Гарри с ног до головы. Она одёрнула пониже вырез и понимающе взглянула на него.
– Чем могу служить, красавчик мой?
От неё несло джином.
У Гарри замутило в животе. Он холодно ответил:
– Я тут поговорить хотел с «Мамашей» насчёт ребёнка.
Женщина закудахтала:
– Ну, так вы пришли туда, куда надо, дорогуша. Я и есть Мамка. А младенцев здесь полным–полнёхонько.
Она отступила и жестом пригласила его внутрь.
Пол был завален всевозможной тарой: ящики для рыбы, коробки для хранения яиц, небольшой сундук с крышкой, даже один или два рассохшихся старых ящика от комода – всё, что можно было бы приспособить как кроватку для ребёнка. Ящики были выстланы соломой. И в каждом из них лежал младенец, в некоторых – по двое, размещённых валетом.
Гарри обуздал гнев. Он здесь лишь затем, чтобы найти только одно дитя – Тори. Впрочем, позже он предпримет что–нибудь по отношению к этому месту.
– Что ж вы желаете, дорогуша? Вот энти заняты – их мамашки работают.
Она устало взмахнула рукой.
«Ни одна мать, будь у неё выбор, не оставила бы дитя в таких условиях, если только её не довели до отчаяния», – подумал Гарри.
«Мамаша» показала жестом:
– Сиротки вот здесь. Выбирайте сами.
Господи милосердный, они что, продаются?
Он сухо произнёс:
– Я ищу малютку, которую принесли сюда в конце октября. Она была в корзине, выстланной белым атласом.
