— Взял бы меня с собой, — вымолвил он. — Ты думал, я просто чародей?
— Я приказал им доставить меня в Кримиссу. Я не намерен больше прятаться в своем кабинете, — заявил Август. — Я не останусь в Риме, дожидаясь смерти во сне.
Он пошатнулся. Под глазами у него темнели синяки, рука с мечом дрожала, но вид был крайне решительный.
— Уходи, — воскликнул Агриппа. — Ты не должен рисковать собой!
Император разрезал мечом путы своего соратника. Тот встал и потер запястья.
— Я вскарабкался по стене, — заявил Август, и кривые зубы придали ему мальчишеское выражение. — Я проник в укрепленный храм. Вряд ли ты полагал, что мне такое удастся, но я сумел! Кстати, ученый Клеопатры тоже неплохо себя проявил. Весьма любезно с твоей стороны, что ты оставил его в моей компании. Он ехал верхом, хотя Николай — писец и поэт, а не легионер. Но ты сможешь сделать для меня кое-что? Николай доверился мне, чтобы спасти мою страну. Поступишь ли и ты таким же образом?
Агриппа склонил голову.
— Да, император, — ответил он, вынимая трость из руки мертвого жреца. Он сдвинул фальшивую обшивку и извлек клинок. Провел пальцем по лезвию и кинул оружие ученому. Тот слегка вздрогнул, но поймал кинжал. Перевернув старца, Агриппа обнаружил свой собственный нож, заткнутый за пояс.
А жрец все-таки боялся римлянина. Обитатели храма не чувствовали себя в безопасности.
Стащив с тела мантию, он накинул ее на себя. Август и Николай надели на головы капюшоны. Усем выскользнул из окна, выбираясь на крышу храма. За ним нерешительно, но отважно последовал Август, а следом, судорожно сглотнув, — Николай. Псил протянул Агриппе руку, и тот вцепился в нее.
Псил крался впереди, низко пригнувшись. Он посмотрел вниз на охраняемый двор, жалея об их затее. Император находился не в самом лучшем состоянии, а Николай — вообще не солдат. Воином был лишь Агриппа, но он не до конца пришел в себя после воздействия яда.
— Следи за ними, — приказал Август. Стражник наворачивал круги вокруг статуи Филоктета. Другой ходил в другую сторону, и пути обоих пересекались. Жрецы любили четкость и оказались готовы ко всему. Однако Усем заметил, что они вооружены мечами, а не луками.
Агриппа кивнул. Сейчас он мог лежать без сознания. Остальные легионеры тоже стали пленниками. Но святилище охраняли не настолько бдительно, как накануне вечером.
— Колчан хранится в металлическом ящике, — шепнул Николай. — Стрелы слишком опасны.
Агриппа взглянул на Августа и усмехнулся. Когда-то давно, в юности, они учились технике нападения у командира стражи в Аполлонии.[42] Император улыбнулся в ответ. Он до сих пор скверно себя чувствовал. За последние месяцы он потерял в весе и выглядел исхудавшим и бледным. Чудо, что он держался на ногах. Вряд ли он прибегал к териаку, но его пальцы еще дрожали.
Им едва удавалось оставаться незамеченными на крыше, откуда они наблюдали за неприятелем. Но поздно беспокоиться — пора действовать. Если они выживут, времени им хватит.
Усем отсчитывал мгновения. Ритм стражников был безукоризненным.
— По моему сигналу, — тихо произнес псил и, занеся кинжал над головой, тщательно прицелился. Он имел лишь один шанс. Усем метнул нож, глядя, как тот вращается в воздухе подобно металлической птице.
Жрец ничего не замечал. Лезвие вонзилось ему в грудь по самую рукоятку.
Агриппа уже прыгал с крыши, вытащив меч. Август, задыхаясь, бросился за ним.
Второй стражник обнажил клинок и присел, защищая статую у себя за спиной. Глаза его широко распахнулись от удивления, но движения отличались плавностью. Он был опытным бойцом. Придвинувшись к Николаю, Усем забрал оружие у хрипло дышавшего ученого. Первая схватка нелегка. Он знаком велел историку отползти назад, подальше от сражающихся. Сейчас он представлял собой более помеху, нежели преимущество.
Агриппа же принялся кружить вокруг стражника. За ними неуверенно двигался Август. Полководец обшаривал двор взглядом — в любой момент могли появиться другие обитатели. Он слышал, как колотится сердце друга. А жрец внезапно что-то почуял и устремился к слабейшему противнику.
Казалось, будто Август разом собрался с силами, выпрямившись и стиснув зубы. Он яростно парировал удар, напомнив соратнику о временах их юности. Внезапно римлянин увидел настоящего Августа — жилистого бойца, малый рост которого уравновешивался страстным желанием победить.
Он сделал выпад, и его клинок столкнулся с вражеским мечом. Сзади приблизился Усем и начал атаковать.
Жрец прищурился и прикрыл ладонью глаза.
Наверняка какая-то хитрость.
— Берегись! — завопил Усем. Марк Агриппа поднял голову и увидел чудовищный огненный шар, мчавшийся по небу.
Он кинулся к императору, повалив его на землю. В ту же секунду послышался крик Николая. Историк размахивал перед Агриппой металлическим ящиком.
— Скорей! — взвыл он.
Схватив Августа, военачальник поволок его к выходу. Их преследовали вооруженные жрецы. Усем защищал беглецов с тыла.
Они выскочили за ворота и бросились к ждавшим их за стеной лошадям. А гигантский шар повис в воздухе над двором храма.
Он был живым, переливался как ртуть и обладал безумными глазищами. Из зубастого рта лилась странная ликующая песнь. А потом он исчез.
— Уходим! — воскликнул псил. — Здесь нам нельзя оставаться!
Споткнувшись, Агриппа налетел на Николая. Тот выронил добычу. Римлянин подхватил стрелы и лук Геракла, затолкав их обратно в ящик.
Усем забросил Николая в седло с силой, которой не ожидал от себя. Потом подхватил Августа и тоже подсадил на лошадь.
Марк Агриппа начал взбираться в седло. Нужно убираться отсюда, прежде чем тварь, кем бы она ни была, их заметит. Они ее не одолеют.
Вдруг у него сильно закружилась голова, и он пошатнулся.
Вокруг все потемнело. Агриппа различал крики, чувствовал, как его хватают за плечи, волокут по камням и взваливают на конскую спину.
Но полководец ничего не видел. Звенели мечи, а по телу разливался обжигающий жар. Он вдохнул металлический запах. Горшок с горящей нефтью? Кожа покрылась липким потом. Огонь невозможно было залить водой, лишь задушить. Подобное случилось в Большом Цирке. Агриппа потратил целое состояние, чтобы получить его, но так и не сумел сжечь царицу.
Он приготовился к смерти, шепча молитвы. Жаль, не спас Августа. Душа Агриппы уже начала отделяться от тела…
Мир стал белым, будто выпал снег.
Потом почернел и покрылся сыплющимся сверху пеплом.
Римлянин понял, что отправляется в Аид. Почетная смерть для солдата — умереть, защищая императора. Он почувствовал вкус собственной крови, заполняющей рот, и едкую гарь. Погребальный костер, подумал он. Над ним совершался надлежащий обряд. Он не мог ступить на берега Ахеронта, не будучи погребенным как полагается.
