Буря усилилась, слышались то иступленный плач и стенания, то дикий хохот и вой. Стало еще страшнее, и Радмила и Меган, забившись в самый угол обширной кровати, притихли.
Снова и снова перед мысленным взором Радмилы вставала жуткая картина — Ульрих читает письмо. Да, тамплиер, скорее всего, прав! Муж больше не захочет видеть ее … низкая шлюха храмовника…именно такой конец ей уготован…лучше бы умереть! Она вонзила ногти в ладони, пытаясь изгнать из своих мыслей страшное зрелище. Чувство невозвратной потери охватило ее. Почувствовав, как к глазам снова подступают слезы, молодая женщина зажмурилась, сдерживаясь изо всех сил.
― Радмила, дорогая, ну не плачь! Гуго обещал помочь, он всегда слово держит! ― поддержка Меган пришлась очень кстати.
― Где же он, уже три дня нет его в замке… вчера неделя закончилась, что храмовник дал мне на размышления. Сегодня у них пир будет, по случаю снятия осады с Тагеля. Этим негодяям и черти погоду подгадали под их праздник. Вдруг на мгновение наступила тишина, ветер стих, и можно было разобрать, что происходит поблизости. Внизу, на внутреннем дворе, послышался резкий топот копыт, казалось, кони стремятся вдребезги разбить мостовую. Наглый смех и зычный голос Нориса заставили подруг поежиться.
— Эй, коровы, вам что, специальное приглашение требуется, или вы в селе не научились слазить с лошади?
В ответ хозяину раздался пьяный мужской хохот вперемежку с женским визгом и вскриками.
— Привезли девчонок из селения! Это-то в такую погоду! — прошептала Меган. ― Значит, приехало много тамплиеров, нашего гарема им не хватит.
— Альберт! Помоги вон той пампушке оторвать задницу от седла, а то она еще ноги себе переломает, никакого удовольствия от нее не получишь, — не унимался хозяин замка.
— Это мы с радостью, — отозвался низкий хриплый голос: по всхлипываниям и возгласам можно было легко догадаться, что кого-то из девушек снимают с лошади.
Смех, топот, восклицания и другие звуки переместились в дом и стали еще громче под сводами лестницы. Тяжело хлопнула дверь, и к смеху и выкрикам добавился еще звон разбитой посуды.
— Они часто устраивают такие увеселения, эти храмовники, — зло процедила Меган, — только вид делают, что служат богу, по их уставу им даже сестру целовать нельзя, а вон как они удовлетворяют свою похоть!
— Они и тебя мучили?
— Если б ты могла себе только представить, что мне довелось испытать, — глаза Меган вдруг приобрели неожиданную глубину, — этим мерзавцам мало обычных отношений между мужчиной и женщиной. Они развращены настолько, что удовольствие им доставляют лишь самые мерзкие фантазии. Бывшая леди отвернулась и замолчала. Радмила провела рукой по ее узкой спине и почувствовала, что она вся дрожит.
— Ты что, боишься их?
— Поверь, не зря, — прошептала Меган, — эти тамплиеры не любят женщин…если точнее сказать, они их презирают, им нравится лишь истязать, кусать женское тело.
Внизу раздался пронзительный визг, и подруги вздрогнули.
— Видишь? Оргия уже начинается! — глаза Меган зловеще сверкнули в уже почти полностью охватившем комнату мраке.
Но опять послышались раскаты мужского басовитого смеха с вплетенными в него звонкими женскими голосами.
— Орсо, ты посмотри, что у нее вывалилось! И кто бы мог догадаться, что такие дыни созрели под простым сельским платьем!
— Что вы делаете, милорд! Отпустите меня!
— Она еще и разговаривает! Альберт, ты кого ты нам привез?
— У козочки обязательно должны быть рожки, — голос Альберта изрядно опьянел за эти несколько минут, ― а эта девка тут еще ни разу не была, не знает наших правил…
— Сейчас мы их ей обломаем, — рявкнул его собеседник, и раздался треск разрываемой материи.
Визг и плач смешался со смехом и бранью. Видно, кто-то из мужчин не удержался на ногах и, осыпая всех ругательствами, безуспешно пытался подняться. На минуту все стихло. Но вдруг раздались аккорды струнного инструмента, и хор пьяных голосов попытался вторить приглашенному музыканту.
Пастушка видит пастуха
У — ха — ха! У ха — ха!
Не далеко и до греха,
У — ха — ха ха — ха
Мужские голоса пытались собраться воедино, чтобы спеть старинную похабную песенку, но к концу куплета рассыпались как фрукты по мостовой у нерадивого торговца. Чей-то тенорок вообще перешел на блеянье, а кто-то из храмовников все время пытался перевести песню на разговор.
Бери девчонку за рога!
У — ха — ха! У ха — ха!
Ей девственность не дорога!
У — ха — ха ха — ха!
Подруги так напряженно прислушивались к нестройному грубому пению, что и не услышали, как кто-то подошел к их комнате. В проеме полуоткрывшейся двери возникла седая голова.
— Гуго! — пролепетала ослабевшим от радости голосом Меган.
— Да, миледи! Граф идет сюда, он сильно пьян! Я достал то, о чем мы договаривались. Попросите своих поклонников, чтобы распорядились принести хорошего вина из погреба. Буду крутиться возле этой двери ― меня и пошлют за вином.
— Т — с–с — с, — Меган приложила пальчик к губам, и Гуго мгновенно исчез. Через минуту глухой удар сапога заставил дверь распахнуться, и в освещенном проеме Радмила увидела слегка пошатывающийся силуэт с кувшином в руке.
— Эй, красотки! — по голосу сразу стало понятно, что это был граф Норис, — где вы тут спрятались?
Подруги молча лежали. Тогда граф сделал несколько нетвердых шагов внутрь темной комнаты, и после двух — трех попыток воткнул факел в специальный держак на стене.
— А ну, выбирайтесь оттуда! Быстро! — заорал Норис, заглядывая под полог кровати. Видно, он уже рассмотрел там их робкие фигурки.
— Э нет, дорогуши, не получится удрать, — пробурчал он и ткнул пальцем в Меган, — раздевайся!
Затем он поднял голову и сурово посмотрел на Радмилу:
— А ты кыш отсюда! Армель просил пока тебя не трогать!!
Трясущиеся руки Меган вяло потянулись к шнуркам на платье. Мужчина шагнул вперед и, прежде чем ринуться в шелковые чертоги, прильнул к кувшину. Несколько жадных глотков, и Норис отшвырнул пустую посудину в сторону ― сосуд вдребезги разбился о мраморный камин. По комнате потек сладковато-приторный запах виноградного вина.
— Эх! — крикнул граф и упал на стеганое одеяло
— Норис, где ты? — Радмила оглянулась и увидела, что храмовник стоит у входа в комнату, будучи тоже в подпитии.
― Тут я, с девкой! Забирай свою, пока я ею не занялся!
Из темной глубины кровати уже доносились приглушенные крики боли бедняжки Меган и хриплый, звериный рык графа. Армель ухмыльнулся.
