— Почему твой отец согласился на ваш брак? Не сомневаюсь, он мог бы найти для тебя и более подходящего мужчину, который сделал бы тебя счастливой.
— У отца не было выбора. Видишь ли, папа — такой же страстный игрок, как Мейнард. — Почувствовав, что нервная дрожь охватила ее тело, Джослин попыталась подавить ее, но попытка не увенчалась успехом.
Решив, что женщина замерзла, Лайм натянул на себя и на нее одеяло.
— Что ты имеешь в виду, говоря о том, что у твоего отца не было выбора? — уточнил он.
— Они с Мейнардом познакомились в Лондоне. Разумеется, во время очередной игры. Вскоре твой брат нанес первый кратковременный визит в Розмур. Хотя он вместе с отцом и другими мужчинами дни и ночи напролет не отходил от игорного стола, я частенько ловила на себе его похотливый взгляд. Удивительно, что при этом ему еще удавалось выигрывать. На следующий день отец сообщил мне, что Мейнард интересовался, помолвлена ли я с кем-нибудь, а узнав, что нет, попросил моей руки.
— И Гемфри согласился?
Джослин, поежившись, закуталась в одеяло.
— Он хотел бы согласиться, но перед смертью моей матери дал ей обещание, что позволит мне выйти замуж по любви.
— Значит, ты сама приняла предложение Мейнарда?
— Нет, я отказала ему. Я не любила Мейнарда и не сомневалась в том, что никогда не полюблю. Отец, конечно, огорчился, но он чтил память мамы и не посмел нарушить данную клятву, поэтому от моего имени отказал твоему брату.
— Тогда почему же ты впоследствии изменила решение?
— Каждый раз, когда Мейнард появлялся в Розмуре, отец проигрывал ему все больше и больше. И вот в один прекрасный день у него не осталось ни гроша, чтобы заплатить долг.
Некоторое время Лайм задумчиво молчал.
— Теперь я понимаю, — проронил он.
— Я не могла поступить по-другому, — с отчаянием в голосе сказала Джослин. — Если бы я не согласилась на этот брак, мой отец разорился бы. В обмен Мейнард обещал простить ему долг: половину — после нашей свадьбы, вторую половину… когда я произведу на свет ребенка мужского пола.
Потрясенный до глубины души, Лайм невольно воскликнул:
— О, Боже!
На глазах женщины заблестели слезы.
— Что еще я могла сделать? Я не имела права позволить отцу разориться.
— Нет, Джослин, ты поступила правильно. — Во взгляде Лайма светились понимание и нежность. — Ты не должна винить себя. Во всем виноват только Мейнард. Именно он заставил тебя страдать.
Она испытала такое облегчение, словно гора упала с ее плеч. Неужели Лайм не презирает ее за то, что она продала себя Мейнарду? Господи, неужели это возможно? Ей хотелось объяснить все до конца, и Джослин смущенно добавила:
— Я была с ним близка лишь один раз.
Лайм нахмурился.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я согласилась на брак при условии, что, как только я забеременею, Мейнард перестанет докучать мне своим вниманием. Поэтому после рождения сына муж больше ни разу не разделил со мной ложе. Его это раздражало, но ему пришлось смириться.
— Значит, вы зачали Оливера в первую брачную ночь? — удивленно спросил мужчина.
— Да, опытная повивальная бабка помогла мне выбрать подходящий день для свадьбы. Она же напоила меня настоем особых трав и произнесла заклинание, чтобы родился мальчик.
— И Мейнард сдержал данное слово?
— На следующий день после свадьбы он покинул Розмур и вернулся лишь тогда, когда я уже была на пятом месяце беременности. В то время я еще только начинала полнеть, и Мейнард, не поверив, что я носила под сердцем дитя, снова предпринял попытку сблизиться со мной. Мой отец, чтобы убедить его, позвал повивальную бабку. Но и ее слова не образумили твоего брата. Он попытался нарушить клятву, но отец помешал ему.
Лайм ласково убрал прядь жгуче-черных волос со лба молодой вдовы.
— Я искренне сожалею.
— А я нет. Благодаря случившемуся, у меня появился Оливер.
«И ты, Лайм, — мысленно добавила она. — Пусть хоть на одну ночь, но ты мой».
Наклонив голову, мужчина пробежал губами по ее шее и прильнул к ее губам.
Женщину снова охватило желание. Ей вновь захотелось оказаться на вершине блаженства. И они не стали противиться сжигающей их страсти. Влюбленные наслаждались друг другом до тех пор, пока их тела не устали от любви. И лишь с первыми лучами солнца, прокравшимися в спальню, Джослин погрузилась в сон.
Женщина не удивилась, проснувшись одна. Время близилось к полудню, когда она оторвала голову от подушки.
Джослин оперлась на руку и осмотрелась по сторонам. На кровати царил беспорядок: простыни и одеяла были смяты и разбросаны по широкой постели, несколько из них переплелись друг с другом так же, как ночью переплетались их с Лаймом тела.
Вспомнив о случившемся, женщина улыбнулась. Эта ночь не была похожа на все остальные. Этой ночью она, вдова Мейнарда, окончательно потеряла голову от любви к брату Мейнарда. Да, Джослин давно любила Лайма, но, разделив с ним ложе, она поняла, что уже не разлюбит его никогда.
Еще несколько минут Джослин наслаждалась воспоминаниями о прошедшей ночи и новыми, пока непривычными ощущениями. Сейчас ей казалось, что ее жизнь стала совершенной и прекрасной. Затем она медленно вернулась к реальности, вспомнив, что эта волшебная ночь может больше никогда не повториться. Но даже если им суждено еще несколько раз познать блаженство, у них с Лаймом нет будущего, нет будущего не только потому, что их отношения не признавала церковь, но и потому, что один из них действительно любил, а другой лишь желал близости.
И все-таки же в глубине души Джослин была благодарна Лайму. Благодарна за то, что он дал ей больше, чем она ожидала получить, и за то, что не отверг ее любовь.
Счастливо улыбаясь, женщина выскользнула из-под одеяла и опустила ноги на пол. Зная, что лорд Фок, скорее всего, уже уехал на поля, она быстро умылась холодной водой из кувшина, оделась и причесалась, потом неторопливо спустилась в зал.
В зале не было ни души. По крайней мере так показалось Джослин. Окинув огромную комнату беглым взглядом, хозяйка направилась на кухню, надеясь там найти кусочек хлеба и ломтик сыра, чтобы утолить голод. Но неожиданно шелест пергамента, донесшийся от камина, заставил ее остановиться. Оглянувшись, она увидела Эмму. Служанка стояла к ней спиной и ворошила угли.
Сгорая от любопытства, молодая вдова бесшумно направилась к старой женщине. Подойдя достаточно близко, она услышала, что Эмма тихо напевала детскую песенку. Джослин часто пела ее в детстве мать. Что-то о потерянной детской игрушке, которую нашли, а затем снова потеряли.
— Эмма! — позвала хозяйка Эшлингфорда.
Старая женщина вздрогнула и резко повернулась на голос.
