— Похоже, мы нашли изумруды.
— Открой же ее! — сгорая от нетерпения, воскликнула я.
Как и дверь, шкатулка вначале не поддавалась, но наконец крышка откинулась. Нашим взорам открылись кольца, браслеты, ожерелье, пояс и диадема — драгоценности с отреставрированного мною портрета.
Мы стояли над шкатулкой, и вдруг я поняла, что все это время граф смотрел на меня, а не на камни.
— Вот мое настоящее сокровище, — медленно произнес он, и я знала, что он имеет в виду не изумруды.
Это было счастливейшее мгновение. Дальнейшее было похоже на падение в пучину отчаяния с заоблачных вершин счастья.
Железная дверь подземелья скрипнула, во мраке послышался шорох, и мы насторожились. Кому понадобилось следить за нами? Граф привлек меня к себе и крепко обнял одной рукой.
— Кто здесь? — крикнул он.
Из темноты выступила какая-то фигура.
— Значит, вы их нашли! — Это был голос Филиппа.
Взглянув ему в лицо, я ужаснулась. Озаренный неровным светом фонаря, он показался мне каким-то другим, незнакомым человеком. Да, у него были черты Филиппа, но куда подевалась его вялость и утонченная женственность? Перед нами стоял отчаявшийся человек. Было видно, что он на что-то решился.
— Ты тоже их искал? — спросил граф.
— Вам повезло больше. Значит, это вы, мадемуазель Лосон… Я так и думал, что вы их найдете.
Граф сжал мое плечо.
— Ступай наверх, а я… — начал он заботливо, но Филипп перебил:
— Стойте на месте, мадемуазель Лосон.
— Ты сошел с ума? — холодно спросил граф.
— Нет. Отсюда не уйдет ни один из вас.
Граф, все еще прижимая меня к себе, шагнул вперед, но Филипп вскинул руку, и он тут же остановился. Филипп держал ружье.
— Не будь дураком, Филипп, — сказал граф.
— На этот раз тебе не уйти, кузен, как тогда в роще.
— Отдай ружье.
— Нет, оно мне пригодится. Я хочу убить тебя.
Граф стремительным движением заслонил меня собой. Филипп хохотнул — его смех прозвучал как-то особенно зловеще в этом подземелье.
— Ты не спасешь ее. Я убью вас обоих.
— Послушай…
— Хватит, мне и так приходилось слишком часто тебя слушать. Теперь твоя очередь.
— Ты собираешься убить меня, чтобы завладеть моим имуществом?
— Правильно. Если бы ты хотел жить, тебе не следовало бы затевать женитьбу на мадемуазель Лосон и искать изумруды. Надо было оставить кое-что и для меня. Благодарю вас, мадемуазель, это вы привели меня к этим камням. Теперь они мои. Теперь здесь все будет моим.
— Ты думаешь, тебе удастся скрыть… убийство?
— Все продумано заранее, Лотер. Я хотел застать вас вдвоем… как сейчас. Вот только не ожидал, что мадемуазель Лосон будет столь любезна, что сначала найдет мои изумруды. Так вот, лучшего и желать нельзя: убийство и самоубийство. Не мое самоубийство, кузен. Я еще хочу пожить… пожить по своим правилам, без твоей тени за спиной. Предположим, мадемуазель Лосон взяла ружье в оружейной галерее и застрелила тебя, а потом себя. Ты здорово подыграл мне — твоя репутация говорит сама за себя.
— Филипп, ты идиот.
— Хватит болтать. Время действовать. Ты будешь первым, кузен. Все должно произойти своим чередом.
Я увидела, как поднимается дуло ружья, и попыталась заслонить графа, но он твердо держал меня за своей спиной. Невольно зажмурившись, я услышала оглушительный грохот и затем… тишина. На грани обморока, я открыла глаза.
На полу боролись двое мужчин — Филипп и Жан-Пьер.
Но я не удивилась и вряд ли даже поняла, что происходит. Я только знала, что не погибну в темнице, но потеряла все, ради чего стоило жить, ибо на полу, истекая кровью, лежал тот, кого я так любила.
Снаружи доносились звуки шумного веселья. Те, кто праздновал сбор урожая, даже не подозревали, что граф лежит в своей постели, а его жизнь висит на волоске от смерти; что Филипп спит у себя, приняв снотворного, которое ему дал врач, а мы с Жан-Пьером сидим в библиотеке и ждем.
Графа осматривали двое врачей. Они выпроводили нас за дверь и велели ждать. Ожидание этот казалось бесконечным.
Еще не было одиннадцати, а мне казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как я стояла в подземелье с графом и вдруг столкнулась лицом к лицу со смертью.
Жан-Пьер сидел рядом со мной, лицо его было бледным, а в глазах застыло изумление, словно он тоже не понимал, что здесь делает.
— Как они долго, — произнесла я.
— Не бойся. Он не умрет.
Я покачала головой.
— Нет, — чуть ли не с горечью продолжал Жан-Пьер. — Он не умрет, пока сам не захочет. Разве не всегда он…
Жан-Пьер усмехнулся.
— Сиди здесь, — приказал он, — ты ему не поможешь, если будешь ходить взад и вперед. Окажись я в подземелье хоть на секунду раньше — он был бы спасен. Я опоздал.
Манеры Жан-Пьера изменились. В этой комнате он вполне мог сойти за графа. Впервые я разглядела в нем черты де ла Талей. Не знаю, почему в ту минуту меня занимали такие несущественные мелочи.
Это он, Жан-Пьер оказался хозяином положения на месте преступления. Он послал меня за докторами и придумал, что следует говорить.
— Пока никто не должен знать о том, что произошло в подземелье, — предупредил он. — Граф сам решит, о чем говорить, а о чем — нет. Например, он может сказать, что выстрел произошел случайно. Скорее всего, граф не захочет, чтобы господина Филиппа обвинили в покушении на убийство. Вот и нам лучше помалкивать, пока не узнаем волю графа.
Я ухватилась за это «пока не узнаем». Стало быть, когда-нибудь узнаем! Глаза графа откроются, он будет жить.
— Если он выживет… — начала я.
— Выживет, — перебил Жан-Пьер.
— Если бы только знать наверняка…
— Граф захочет выжить. А как он захочет, так и будет. — На мгновение Жан-Пьер запнулся, затем продолжил: — Я видел, как ты ушла с праздника. Что мне оставалось делать? Господин Филипп тоже видел тебя… да, наверное, все видели и догадывались о вашем разговоре. Я пошел за тобой и спустился в темницу, как раз следом за Филиппом.
— Жан-Пьер, ты спас ему жизнь!
Он наморщил лоб.
— До сих пор не понимаю, зачем я это сделал. Я спокойно мог позволить Филиппу пристрелить его. Ведь Филипп великолепный стрелок. Пуля попала бы прямо в сердце, туда-то он и целился, я знаю. Я еще подумал тогда: «Вот и все, Ваша Светлость». А затем… я бросился на Филиппа и толкнул его под руку. Правда, секундой позже, чем следовало. Даже, лучше сказать, на полсекунды позже. Прыгни я на миг раньше, и пуля ушла бы в потолок, а на миг позже — попала бы ему в сердце. Хотя, раньше я не успел бы. Я был слишком далеко. В общем, не знаю, зачем я так поступил. Просто не думал об этом.
