У Элейн пересохло во рту.
Чарльз усмехнулся.
— Не будет ли удивлена кухарка, если в следующий раз, когда она подаст тарталетки с лимоном, я изнасилую тебя прямо на обеденном столе?
Он отправил Элейн в ее комнату, чтобы Фриц мог побрить его.
— Я не доверяю Фрицу с бритвой, когда ты рядом.
Элейн, полусонная и мечтательная, позволила Кейти одеть себя. Угроза того, что она снова услышит враждебно голос Морриган, поблекла. Сексуальное насыщение было эффективнее принятия валиума. Не то, чтобы она когда-либо принимала это лекарство. Его принимала секретарь Элейн, и казалось, что ту ничто не может обеспокоить.
Кейти зашнуровала корсет Элейн.
— Ммм, мэм, это, должно быть, новые духи от лорда? Они пахнут очень хорошо. Как лимоны, точно.
Тело Элейн стало ярко-красным. Стало легче, когда Чарльз вошел, чтобы сопроводить ее в столовую. Облегчение было недолгим. Боули собрались за столом для завтрака.
Мэри подняла голову при их приближении. Она бросила взгляд на буфет.
— Ммм, лимонные тарталетки! — вскричала она нетерпеливо. Она вскочила на ноги и побежала к буфету. — Я чувствую запах лимонных тарталеток! — кричала она раздраженно. — Я уверена, что чувствую запах лимонных тарталеток!
Чарльз прыснул со смеху.
Мистер Боули обезглавил лосося и отправил голову в рот.
— Возможно, они готовят тарталетки к чаю, дорогая.
Чарльз расхохотался. Элейн сердито посмотрела на него. Он смеялся, пока слезы не потекли из глаз. Боули уставились на него так, как будто он сошел с ума. Затем они пристально посмотрели на Элейн, как будто это она заставила его потерять рассудок.
Она развернула свою салфетку и поместила ее на колени. Чувствуя страшную потребность взбодриться, она проигнорировала предполагаемую любовь Морриган к чаю и потянулась к кофейнику.
— Миледи! — Лакей Джейми опустился на колени возле стула.
Элейн с удивлением взглянула на человека в парике. Даже учитывая, что она была в этом столетии меньше месяца, она была уверена, что лакея при исполнении служебных обязанностей считали немногим большим, чем предметом мебели. Таким же глухим и немым.
Боули замолчали, застыв с разинутыми ртами. Брови Чарльза поднялись.
— Миледи, вы уронили это.
Лакей протянул свернутый листок бумаги.
Элейн неуместно вспомнила комментарий Кейти о том, как глупо смотрятся лакеи в своих париках.
Боули с любопытством уставились на Элейн. Лицо Чарльза приняло холодное отстраненное выражение; уголок губы приподнялся к шраму. Лакей упорствовал, хладнокровно протягивая записку.
Сейчас ты должна понять, если ты не дашь мне то, что я хочу, я продемонстрирую лорду Арлкотту, что ты — не я.
Как она могла забыть последнюю записку? Элейн выдавила улыбку на своем лице.
— Спасибо. — Она оцепенело взяла чертов листок бумаги.
Лакей легко поднялся на ноги и вернулся на свое место у буфета, будто разрушение жизней входило в его ежедневные обязанности. «Почему прислуга лорда не могла быть немного менее квалифицированной?» — холодно размышляла она. Если бы лакей не заметил записку, то и Элейн не заметила бы ее. Кроме того, почему лакей не мог следовать этикету слуги и оставаться немым, выполняя свои обязанности?
Пять пар глаз выжидающе уставились на нее. Она недолго поиграла с идеей открыть записку и громко зачитать ее вслух. Поступив таким образом, было бы легко установить личность Морриган. Злоумышленником будет тот, кто не удивится. Кроме того, могло сработать противоположное правило, как в телесериалах типа «Перри Мэйсон» и «Коломбо». Преступником мог оказаться и тот, кто удивился бы больше всех. В этом случае Элейн все равно получила бы ответ. Она только сомневалась, когда точно закончится удовлетворение от него: до или после ее заточения в Бедлам.
— Что это? — спросил Чарльз, тон его голоса всецело соответствовал статусу лорда. Он звучал так, словно они не провели бесконечные часы, разделяя бесконечный экстаз.
Кое-кому действительно стоило задуматься над тем, что сделал бы Арлкотт, если бы решил, что его жена считает себя кем-то другим..
Элейн чувствовала себя так, будто вот-вот разобьется вдребезги.
— Ничего. Я сделала список вещей для… для Кейти. Думаю, что выронила его. Извините меня. Я должна позавтракать. — Она предполагала, что это была самая длинная речь, которую она произнесла вне пределов досягаемости Кейти и рук лорда.
Чарльз присоединился к Элейн у буфета. Она проигнорировала холодный вопросительный взгляд, наполняя тарелку яйцами, колбасой, беконом, ветчиной, жареным лососем и теми уродливыми темными глыбами, которые смотрелись и пахли, как прогорклая куриная печень. Машинально она положила сверху несколько булочек.
— Пожалей немного Джаспер. — Чарльз взял ее наполненную тарелку и заставил свою пустую тарелку проскользнуть в ее холодные пальцы. Положив булочку на пустую тарелку, он схватил ее за руку и подвел обратно к стулу.
Элейн села и методично съела булочку, поочередно потягивая кофе и пережевывая куски. Она в удивлении посмотрела вниз на свою правую руку. Она была пуста. С тем же удивлением Элейн глянула на чашку и тарелку. Они также были пусты. Она посмотрела на левую руку.
Левая рука была пуста.
Ее пристальный взгляд обратился к Чарльзу. Он потягивал кофе и наблюдал за ней. Кучка пищи на его тарелке фактически была нетронута.
Тарелка.
Записка.
Элейн подняла тарелку.
Записка была в левой руке, той руке, в которой она держала тарелку.
Заполненную тарелку. Тарелку, которую взялон.
Записка у Чарльза.
Дикие волны паники накатывали на Элейн с увеличивающейся скоростью.
Как глупо с ее стороны. Как умно со стороны Морриган.
Как умно со стороны лорда.
Элейн, спотыкаясь, встала на ноги. Если она сейчас же не ретируется, то или упадет в обморок, или закричит, или с ее удачей, произойдет и то, и другое.
— Пожалуйста, извините меня. Я должна… — Что она должна была делать? Паковать вещи для Бедлама? — Извините меня.
Она ожидала, что теперь, когда игра закончилась, будет испытывать небольшое облегчение, но его не было. Только океаны паники и огромное чувство потери.
Элейн направилась через зал и вверх по лестнице. К тому времени, когда она достигла коридора, она уже бежала, настолько быстро, насколько позволяла эта проклятая, покалеченная, небритая нога. Она распахнула дверь спальни.
Большой шкаф был открыт. Платья устилали пол и кровать, как мертвые солдаты на поле битвы. Очертание черной спины, пятясь, вылезало из платяного шкафа.
