Энн медленно открыла глаза. Влага блестела на ее пылающих щеках. Ее зрачки были расширены, как отражения ночи.
– Ах, – сказала она, краснея, как шиповник. Она покусала губу и хихикнула. Забавное, расслабленное, блаженное хихиканье. – Это, конечно, очень порочно?
– Вы так думаете?
Розовый цвет шиповника превратился в красный цвет лихниса.
– Я это знаю. Неудивительно, что общество сговорилось удерживать леди от таких знаний.
– Неудивительно?
Кончик ее носа опустился. Она была хороша, настолько же желанна, насколько охвачена желанием, и, вероятно, опасна для странника, как сирены. Как Одиссей, он подумал, что может не вынести пронзительной красоты их песни. Хотя, конечно, она не поет, а только улыбается – улыбается, как кошка при виде сливок.
– Потому что после этого, – с серьезным видом сказала Энн, – какая женщина не захочет повторения?
– Значит, вы прощаете мне греховные привычки, леди Джонатан? Вы разрешите мне показать вам еще нечто более порочное?
Она свернулась на покрытой шелком кушетке и посмотрела на него из-под сонных век.
– Разве может быть еще больше?
– Преимущество быть женщиной в том, что всегда есть нечто большее.
– А для мужчин – нет?
Этого он не мог ей объяснить. Не потому что чувствовал стыдливость или сдержанность, но потому что не знал, как выразить это на том языке, который она могла бы понять. От жаркого наслаждения все в нем еще горело.
– Почему бы нам не выяснить это? – ответил он вопросом на вопрос.
– Да, – согласилась она, улыбаясь припухшими губами. – Да, прошу вас.
Вещь за вещью с поцелуями и ласками они сняли с себя одежду. Откинувшись на спинку кушетки, Энн смотрела, как Джек отшвырнул последний предмет. Отраженное пламя играло на его мышцах, задерживалось на четких очертаниях плеча и спины, на красивом изгибе ягодиц и бедра. Когда он повернулся, теплый свет ласково омыл его великолепный ствол.
Вся эта сила и красота будет принадлежать ей.
Джек вернулся к кушетке и наклонился, как будто хотел поцеловать. Но вместо этого поднял ее на руки, и Энн вскрикнула. А он сел и усадил ее к себе на колени.
– Мы уже занимались так любовью и раньше, – сказал он. – Безумно, в коттедже и у фонтана. Безумно, потому что мы не думали о том, чего хотим. Теперь все будет по-другому. Теперь я хочу показать вам, что любовные ласки могут быть наполнены смыслом. Не торопливым, не слепым стремлением к завершению, но полным всевозможных оттенков чувства. Согласны ли вы и на этот риск тоже?
Энн обняла мужа за плечи, наслаждаясь его мощью.
– А почему это рискованно?
– Потому что на каждой стадии вы будете совершать значительное преступление не только по отношению к наслаждению, но и к исповеданию плоти.
– Вы хотите сказать, что я не могу просто закрыть глаза, лечь на спину и выполнить свой долг перед Англией?
Он тоже улыбнулся:
– О, и это тоже! Разумеется.
Энн уже была готова принять его. Но он медлил и ласкал ее. Как-бы небрежно играя с каждым соском, он довел ее до почти удушающего восторга, но потом снова отпустил. Когда Энн показалось, что она, наверное, не выдержит большего наслаждения, когда она уже жаждала освобождения, он усадил ее на себя верхом.
Она почувствовала, как он проскользнул в нее. Волны восторга распространились по ее животу, как солнечный восход.
Ей хотелось двигаться. Конечно, она должна двигаться, трудиться ради большего наслаждения, но его сонный взгляд удерживал ее, словно просил подождать.
– Сидите спокойно, расслабьтесь и просто чувствуйте меня, – сказал он.
Энн опустила голову ему на плечо. – Я ощущаю, это прекрасно.
– Я ласкаю вас изнутри.
И она закрыла глаза, сидя неподвижно. Его руки лежали на ее талии. Чувствует ли она то, о чем он сказал?
– Я не знаю, не знаю.
– Не важно, дышите, как я показал вам тогда. Пусть ваша сосредоточенность проникнет глубже и глубже. Пусть ваши внутренние мышцы расслабятся. Просто чувствуйте меня.
Она дышала глубоко, легко и открыто. Она сидела совершенно неподвижно и сосредоточенно.
– Вы становитесь во мне еще больше, – прошептала она. – Мне кажется, вы как будто… целуете меня. Это прекрасно, Джек. Прекрасно!
Ее голова полна солнечного света, жаркого и желтого. Ее сокровенные места дрожат от ощущений таких острых, что на глаза навернулись слезы. Когда Энн сосредоточилась, то ощутила, что его спокойные ласки вызывают волны наслаждения, разливающегося по всему телу.
– А теперь посмотрим, можете ли вы следовать за мной вашими внутренними мускулами.
И ее тело словно поняло, что нужно делать, она сумела обхватить его, ритмично сжать и сотворить еще более глубокое наслаждение, когда оба они погрузились в сладострастный водоворот.
Он погрузил обе руки в ее волосы и поднял ее лицо так, чтобы смотреть ей прямо в глаза, в то время как они слились в этом молчаливом, полном тайных мелких содроганий блаженстве. Его улыбка стала надменной. Его глаза сверкали, хотя в глубинах отражались странные намеки на сочувствие. Тигр, преследуемый духом лесного божества, признающий эту власть и добровольно охваченный ею.
Ее веки отяжелели, словно она захмелела. Она превратилась в сплошной жаркий расплавленный тигель интимного наслаждения. Все ее существо сосредоточилось на необычайном соитии с именно этим человеком. Она ощущала все больше и больше, все до мельчайших подробностей. Энн все еще смотрела ему в глаза, погрузившись в этот темный взгляд, когда насыщение вырвалось за пределы точки возвращения. Его лицо исчезло, погрузившись в солнечный свет и мрак. В ушах у нее звенят ее же крики. Ее открытый рот ощущает влагу и соль – горько-сладкий восторг слез.
– Тише, тише, – сказал кто-то, поддерживая руками ее обмякшее тело. – Тише, любимая.
Его губы целуют ее щеки и веки, легко прикасаются к коже, ставшей вдруг чувствительной, как кончик языка. Она плывет по морю ощущений, понимая все разом – он все еще находится в ней: крепкие мускулы его бедер, шелк ласкает ее ноги, его руки давят на ее спину, ее груди упираются в его грудь, его запах наполняет ей ноздри. И еще Энн воспринимает треск огня, мелкие трещинки на панелях, темный сад за окном, деревья и травы, которые сбегают по своей собственной живой воле прямо к морю.
Наслаждение, одно бесконечное наслаждение.
Она прижалась к нему и заплакала всерьез.
– Тише, – сказал он. – Все хорошо. Все хорошо.
– О да, – сказала она, задыхаясь от плача, – более чем хорошо. Великолепно.
Он откинул влажные волосы с ее лба.
– Сама не знаю, почему я плачу! Понятия не имею… я все еще жду, когда мой рассудок вернется в мое тело.
